- Так, значит, эти контакты мне нравятся, - Элеонора Уилсон хмыкнула, извлекая какой-то прибор из щели между двумя пластинами брони на его плече. – Твоя правая рука выглядит неплохо. Мне кажется, сегодня я могу частично разблокировать ее и провести тест на чувствительность. Если все пойдет хорошо, в следующий раз сможешь ею пошевелить.
- Почему не сейчас? – спросил Саундвейв, стараясь скрыть свое нетерпение и раздражение от него. О, пошевелить пальцами – какое это будет счастье! Ему хотелось прямо сейчас сжать руку в кулак, дотронуться до своего лица, размять запястье.
- Мне надо подготовить кое-какие материалы и инструменты, - ответила Элеонора Уилсон. С помощью клейкой ленты она укрепила один из отключенных уже регистраторов на его броне – индикатор на корпусе светился, сообщая о том, что устройство работает, но крохотные клеммы безжизненно болтались снаружи. Мертвый жук, но выглядит, как живой. Элеонора Уилсон аккуратно заправила проводки под броню, чтобы их не было видно. – Ты слишком много времени провел в неподвижности. Мы время от времени проводили профилактику, чтобы твое тело оставалось функциональным, когда мы начнем проверять двигательные, хм, рефлексы. Но все равно может потребоваться смазка или мелкий ремонт. Мне надо будет это проверить.
- Ты можешь проверить с помощью своих приборов.
Она коротко рассмеялась.
- В твоей руке – тысячи или даже десятки тысяч всяких деталей. Я состарюсь и умру, прежде, чем проверю их все. Лучше будет, если ты скажешь мне, где… ну, где тебе неудобно или больно – и я сразу смогу устранить неполадку.
- Если неисправность мелкая, мои системы справятся с ней сами, - проговорил Саундвейв.
- А если крупная? – Она покачала головой, приблизившись к его лицу. – Если у тебя там что-то заклинит – как мне это исправлять? Кувалдой?
Саундвейв не ответил, но мысленно согласился с ней. Действительно, вряд ли она сможет провести тяжелый ремонт, так пусть устраняет мелкие неполадки, которые в будущем могут обернуться серьезными неприятностями. Элеонора Уилсон, конечно, не мед-бот, но все же, ее помощь – лучше, чем ничего.
- Давай-ка еще раз проверим, как у тебя дела с… эээ… мимикой, - предложила она, опускаясь на корточки рядом с его лицом.
Саундвейв недовольно ощерился. Подвижность лицевой пластины вернулась совсем недавно, и он поначалу радовался, решив, что это хороший знак – быть может, что-то сломалось в этой их блокировке, а, значит, скоро он сможет вернуть себе контроль и над телом. Но Элеонора Уилсон объяснила, что это не так – просто голову и шею ему и не блокировали. «Мы обездвижили только туловище и конечности», говорила она, «чтобы избежать неприятных сюрпризов – ты дергался, когда в первый раз подали напряжение».
Кроме того, он чувствовал, что там что-то не так – ему будто что-то мешало двигаться, как будто части лицевой пластины заклинило в некоторых местах, но система диагностики докладывала, что все в порядке. Элеонора Уилсон тоже это заметила, но ничего не говорила – только все время просила его делать какие-то странные вещи. Например, улыбаться. Он неохотно выполнял ее просьбу, но, кажется, она все время была этим недовольна. Саундвейв злился на нее – он не был виноват, что «улыбка» на лицевой пластине десептикона разительно отличается от человеческой.
Она попросила его сделать это и сейчас – но на этот раз воздержалась от комментариев.
- Кажется, асимметрия сохраняется, - вздохнула она, закончив осмотр. – а вообще все вроде бы в порядке.
- Ты можешь это исправить?
Она молча посмотрела на него и покачала головой. Саундвейву трудно было понять, что выражает ее лицо – она и сама, кажется, была расстроена, но к этому примешивалось что-то еще.
- Почему?
- Твое ранение, - произнесла Элеонора Уилсон, опустив голову. – У тебя остались… шрамы. Или что-то вроде того.
- Шрамы?
- Твое лицо было сильно повреждено. Мы восстановили, что смогли. Но, сам понимаешь – косметический ремонт не входил в наши планы.
Она поднялась и, соскочив с платформы, направилась к столу.
- Ты можешь показать? – обеспокоенно спросил Саундвейв. Шрамы? Шарк знает что. Что они там натворили? Он должен сам увидеть.
- Зачем? – Она выложила из кармана на стол липкую ленту и бестолково ковырнула ее пальцем, вовсе не глядя в его сторону. – Тебе это не понравится.
- Я хочу видеть. Покажи, что видят камеры. Еще раз.
- Давай я лучше подключу твою руку? – Она виновато улыбнулась, набрав что-то на клавиатуре. Экран мигнул и засветился синим.
- Нет. Я хочу посмотреть.
Элеонора Уилсон вздохнула, посмотрев, наконец, в его лицо. Некоторое время она так и разглядывала его, внимательно и молча, словно увидела там что-то, чего до этого не замечала.
- Хорошо, - проговорила она. – Я покажу тебе, но позже. Сейчас много других дел. Когда ты сможешь двигаться – я тебе покажу. Хорошо?
Он не ответил, оскалился – просто потому, что не мог ни увидеть своего лица, ни почувствовать, что там с ним произошло (шрамы?..), ни дотронуться до него, но беспокойное любопытство требовало что-то предпринять.
- Успокойся, - велела Элеонора Уилсон. – Если мои расчеты верны, сейчас тебе будет не до этого.
Он бросил на нее короткий взгляд – она выглядела напряженной и сосредоточенной. Успокоиться. Это непросто. Шлак, что она имеет в виду под этими «шрамами»? Он уже видел, что они сделали с ним, но что-то в ее лице, в ее голосе подсказывало, что он еще не в курсе всех печальных последствий их вмешательства. Шрамы. Шрамы… Шарк.
Процесс подготовки занял у Элеоноры Уилсон довольно много времени – и это не считая того, что она проделала с ним в самом начале, всей этой возни с регистраторами и со штукой, которую прицепили сзади к его шее. Наверное, прошло где-то около часа, пока она колдовала над компьютером, уговаривая его сделать так, как она хочет. Саундвейв терпеливо молчал, наблюдая за ней, но успокоиться ему было трудно. То ли ему казалось, то ли в кончиках пальцев что-то жглось, а по запястью словно ползали какие-то мелкие твари.
- Приготовься, - не оглядываясь, сказала Элеонора Уилсон. – Сейчас.
Она повернулась к нему, одной рукой дотянулась до рычажка на приборе позади стола, и, помедлив немного, опустила его вниз.
…боль пришла, кажется, даже на миг раньше. Это не было похоже на покалывание, как тогда, когда возвращалась чувствительность лицевой пластины. Руку словно окатили жидким азотом - он одновременно почувствовал и жжение, и холод и нестерпимую боль, залившую нейросеть от плечевых сочленений до кончиков когтей. Саундвейв почувствовал каждый сенсор, каждый контакт, каждое разветвление - как будто после снятия блокировки все, что они улавливали, разом докатилось до процессора. Самодиагностка, впрочем, не выдавала никаких критических предупреждений, но, шарк подери, как же больно!
Он не знал, сколько это продолжалось, но, казалось, что целую вечность. Но потом боль стала постепенно утихать, сменившись странным ощущением - не то усталостью, не то онемением, забилась в суставы и медленно сошла на нет. Саундвейв обнаружил, что в мире существует кое-что еще, кроме его несчастной руки - например, обеспокоенное лицо Элеоноры Уилсон.
- ...в порядке? Саундвейв, ты слышишь меня?
- Ответ утвердительный, - пробормотал он, с некоторым удивлением осознавая, что может, наконец, чувствовать что-то рукой - чувствовать, как надо. Элеонора Уилсон опиралась на его плечо - и он ощущал тепло, которое исходило от нее, ее тяжесть, ее... материальность. - Это... было предсказано твоими расчетами?
- В общем, да, - с некоторым смущением ответила Элеонора Уилсон. - Я предполагала, что возвращение чувствительности вызовет неприятные ощущения, но не думала, что... настолько сильные. Ты... очень больно было?
- Больно, - отозвался он.
- Сейчас все в порядке?
- Относительно.
Она облегченно вздохнула.
- Ты почти отключился. Не чувствуешь чего-то необычного? Боли, давления?..
- Нет. Чувствую стол. Чувствую тебя.
- О, - Элеонора Уилсон отстранилась и легонько похлопала его по плечу. - Ладно. Давай теперь проверим, правильно ли там все у тебя работает.
Она вернулась к столу за инструментами. Саундвейв, как мог, скосил оптику, чтобы видеть свое запястье, и думал о том, что если Элеонора Уилсон так и будет подключать его по частям с такими же "неприятными ощущениями", то он, пожалуй, еще пожалеет, что остался жив. Рука больше не болела, но он чувствовал себя так, словно три орна подряд провел в боевом режиме без подзарядки. Да уж, она была права, когда говорила, что ему будет уже не до шрамов.
- Так, - она подошла к его плечу и вскарабкалась на платформу. - Будет немного больно. Я буду дотрагиваться до твоей, хм, обшивки вот этой штукой - ты должен чувствовать укол или что-то вроде того. Если где-то чувствительности нет, я проверю контакты. Идет?
- Да. Элли?
- Что-то не так?
- Нет, - он не много помолчал, пытаясь подобрать слова. В конце концов, он должен узнать. Он сам не может вспомнить - что такого, если он спросит у нее? Но, тем не менее, это далось ему нелегко. Он даже почти передумал, но Элеонора Уилсон выжидательно смотрела на него - она ждала, что он скажет, как будто могла чувствовать его мысли. - Если я задам вопрос - ты ответишь?
Она коротко кивнула, поджав губы.
- Постараюсь. Ты можешь спрашивать меня, о чем хочешь - я... думаю, ты о многом хочешь узнать.
Он ощутил прилив благодарности. О, да, ему действительно повезло с этой землянкой.
- Я хочу знать, какие повреждения мне были нанесены. Система самодиагностики не может предоставить мне эту информацию.
Она вздохнула, помотав головой.
- Тебе выстрелили в голову, - ответила она, не глядя на него. Саундвейв мог видеть только ее лицо и шею - остальное загораживал выступ брони на плече. - Не знаю, из какого оружия. У тебя почти не было... В общем, ты когда-нибудь видел разбитую тыкву?..
Он промолчал, издав только короткий смешок. Элеонора Уилсон тоже молчала - он слышал, как она раскладывает инструменты на платформе.
- Твои метафоры мне непонятны. Что значит - тыква?
Она, как ни странно улыбнулась.
- Ладно, забей на тыкву. Выберешься отсюда - посмотришь. В общем, было... очень плохо. К счастью, большая часть твоего процессора уцелела. Некоторые блоки были безвозвратно утрачены - повреждены механически или сгорели.
- Вы заменили их, - сказал Саундвейв. Он давно догадывался, что они проделали что-то подобное - но никак не мог понять, как им это удалось. Если они не знают, как устроен его процессор, то как они могли его отремонтировать?..
- В общем, да, - отозвалась она. - Будь готов, я начинаю исследование. Скажи мне, что ты чувствуешь?
- Укол. Вы не могли заменить блоки.
Элеонора Уилсон усмехнулась.
- У тебя было полголовы. Теперь она более-менее целая. Подумай, почему. Сейчас?
- Давление, - ответил Саундвейв, внутренне поежившись от ее этого "более-менее". - Кто-то провел ремонт. Но это сделали не вы.
- Почему ты так решил? - она подняла глаза к его визору, - что сейчас?
- Давление. Вы не обладаете нужным уровнем знаний и умений, чтобы произвести правильную замену второстепенных блоков процессора.
Она довольно хмыкнула.
- Логические блоки у тебя в норме, это точно, - ответила Элеонора Уилсон. - Нам... скажем так, помогли. Я знаю об этом только в общих чертах - этот ремонт был проведен до того, как ты попал к нам. Сейчас?
Саундвейд задумался.
- Ты меня царапаешь, - ответил он. - Ты знаешь, кто это сделал?
- Молодец, - пробормотала она. - Имя "Рэтчет" о чем-то тебе говорит? лично мне - нет.
- Нет, - разочарованно сказал Саундвейв. - Откуда он взял блоки?
Элеонора Уилсон как-то странно посмотрела на него, словно думая, отвечать на этот вопрос или нет.
- От... другого десептикона, - наконец произнесла она. - Ему они были уже не нужны.
Саундвейв внутренне вздрогнул. Они... поставили ему ЧУЖИЕ БЛОКИ? У него в голове - кусок процессора мертвеца... Праймас. Праймас...
Лучше бы он не спрашивал...
- Ты был мертв, - словно извиняясь, сказала Элеонора Уилсон. - То есть, мы думали, что ты мертв. Мы хотели получить работающий процессор - нам его дали. Вместе со всем остальным. Извини.
- Не твоя вина, - глухо пробормотал Саундвейв. - Все в порядке. Ты можешь продолжать.
Она, кивнув, снова кольнула его чем-то - на этот раз ниже, ближе к локтю.
- Боль. Ты знаешь, чьи... детали были установлены?
- Нет, - ответила Элеонора Уилсон. - А ты сам разве не можешь это узнать?
- Информация была уничтожена. Давление.
- Отлично... Я могла бы это узнать. Если... если это важно.
- Нет, - резко ответил Саундвейв. Этого еще только не хватало. Он все равно никого не помнит - так какая разница? Он, в общем-то, должен был бы радоваться, что это было сделано - чужие детали все-таки лучше, чем... расколотая - тыква? Но это же надо было догадаться сделать такое... - Боль. Я не хочу этого знать. Этот Рэтчет - не десептикон.
- Ты спрашиваешь или утверждаешь?
- Не знаю. В МОЕЙ памяти есть несколько связанных с этим именем образов. Ты не поцарапаешь мне обшивку? Снова боль.
- Хм, извини. Это тебя так волнует? - с деланным весельем спросила она, - То, что он сделал - тебе это неприятно, так?
- Я и так уже достаточно изуродован, - серьезно ответил Саундвейв. - Я предлагаю тебе смоделировать ситуацию применительно к себе и сделать выводы самостоятельно.
- Как бы я чувствовала себя с куском чужого мозга в голове? - она засмеялась. - Это невозможно на данном этапе развития. Мы можем... хм, обмениваться деталями в определенных пределах, но мозг - слишком хрупкая штука. Если он сильно поврежден - примерно в той же степени, как твой процессор - мы умираем, - она немного помолчала, - к счастью.
- Возможно.
- Некоторые люди не поддерживают идею трансплантации... ну, то есть, использования чужих деталей, - она положила руки на его плечо и оперлась на них подбородком, с серьезным любопытством разглядывая его. - У вас, насколько я понимаю, это - довольно распространенное явление? Я имею в виду - ваши детали легче пересаживать, чем живую плоть.
- Я такой же живой, как и ты, - возразил Саундвейв. - Если обмен идет между мехами схожих моделей - в этом нет никакой проблемы. Тепло.
- Что, прости?
- Я чувствую тепло. Ты теплая, Элли.
Она улыбнулась, покачав головой, и выпрямила спину.
- Похоже, с сенсорами у тебя все в порядке, железный человек. Наверное, мы готовы.
Саундвейв довольно оскалился в ответ.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
