Тау-Урса сохраняла нейтралитет с незапамятных времен, наверно, когда первая Великая война только разгоралась. Это галактический рынок, арт-площадка, фермы по выращиванию биореплик, контрабандная зона не меньше целого Джанкиона. Здесь нет предрассудков, поэтому можно встретить публику самого разного толка, но ее многообразие даже удручает: слишком много пестрых цветов и странных форм, чтобы успевать следить за потоками посетителей; захват цели сбоит.
Я прячу вооружение под броней, бронепластины без покрытия, поэтому весь корпус темно-серый, никаких опознавательных знаков.
Я наблюдаю за развеселой компанией автоботов и людей, заняв место в углу одного из баров. Бар называется «Четвертая спираль Земма». Земм был чешуйчатым парнем, который схлопнул себя в новое измерение, когда его шлюпка пролетала недалеко от искривляющего пространство Юникрона, и теперь он размазан по обратной стороне черной дыры. Это, конечно, местная байка.
В «Спирали» все красно-желтое, громкое, музыкальное, в разноцветной лазерной подсветке. И поскольку среди посетителей великаны и коротышки, пространство постоянно меняет геометрию, подстраиваясь пластичным золоченым металлом и черной зернистой кожей под разношерстную толпу, похожую в постоянном движении на волны прибоя. Сложно сказать, что символизирует это место: демократию или анархию.
Автоботы общаются в людьми запросто, быстро перенимают их привычки: улыбаются, жестикулируют, смеются незнакомым мне мелодичным смехом. Я знаю, что такой звук требует определенной настройки вокодера, и сам его не воспроизвожу. Я думаю, о том: не пытаются ли автоботы заткнуть людьми свои собственные прорехи?
Я знаю по крайней мере одного из них – красного, с высоко поднятыми дверцами за плечами. Я подзываю его к себе и по внутреннему каналу, чтобы не мешал шум разгоряченной химией толпы, спрашиваю его о людях. С автоботами говорить немного легче, чем с людьми, но и они не всегда в состоянии понять десептикона. Мне приходится быть с ним честным. Я хочу знать: зачем человеку рождаться? Я пытаюсь объяснить свою тоску, которой не знал раньше, пока не ощутил, как незнакомый человек пытается очистить меня от белого покрывала слабыми руками. Его руки такие же, как его смерть. Почему же эта смерть так тронула меня?
Наконец до автобота доходит, глупая улыбка меркнет, и взгляд становится таким, каким его могут делать только автоботы: понимающим и ласковым, так что сразу хочется заключить их в объятья безо всяких задних мыслей, просто по-братски. И стоять так, прижавшись друг к другу, пока не закончатся все войны на свете, во имя Единого Кибертрона.
Коварство автоботов не знает предела. Я сдерживаюсь, я давно знаю все их эти штучки. Они полагают, будто Праймас обделил нас сочувствием.
Автобот знакомит меня с человеком из своей компании, это солдат Альянса, это фемм.
Я хочу поговорить с ней тет-а-тет и делаю странную вещь, о которой попросил автобот: приседаю, чтобы ей было лучше меня видно, это считается элементом коммуникации. Я-то вижу ее отлично. Она совершенно обыкновенная: мягкое тело в стандартной зеленой форме, волосы, кожа – все детали будто скопированы с сотен других соплеменников; на одно лицо, как говорят сами люди.
Я пытаюсь объяснить, что ищу в ее расе. Нечто, что делает людей чем-то большим, нежели обитателями последних строчек Индекс-каталога разумных жизнеформ в Секторе. Человек почему-то раздражается и не хочет со мной общаться. Не вижу причин обижаться на данные статистики. Такое поведение только подтверждает мысль о том, что люди находятся в самом низу по справедливости.
