Эхо шагов стало неразличимым и меха зашагал быстрее, ища укрытия в тени стены. Две луны Кибертрона расщедрились в этом цикле, заливая серебристым светом улицы, не желавшие более ничего, кроме тьмы. 

Но эта щедрость не радовала меха, прислонившегося к стене. Он больше всего сейчас желал темноты – единственного покрова, который давал бы ему иллюзию невидимости. Йакон был слеп, но и с погасшими глазами мог видеть очень многое.

Прищуренная оптика меха замигала, он сканировал перекресток впереди. Бесчисленные потоки данные наводнили его ЦПУ; повторяющиеся, пустые данные, только усилившие его страх. Никогда еще пустота не была такой пугающей. Его системы не смогли ничего обнаружить на четырех улицах, пересекавшихся в паре механометров перед ним. Улицы, как спящие змеи, когда-то наводненные жизнью, теперь лежали пустыми в полном одиночестве, холодный металл заменил их былую пышность. Живые мертвецы – это слово подходило к ним лучше всего.

Пальцы меха, потянувшиеся к кнопке на боку головы, дрожали. Кнопка появилась на его шлеме совсем недавно, и он не сразу ее нашел.

- Запрашиваю координаты для извлечения… к-конец связи, - сказал он с неловкостью гражданского, не привыкшего к войне, несмотря на то, что был ее жертвой с самого создания.

Он уже собирался повторить снова, уверенный в том, что сделал что-то неправильно, когда внутри его головы раздался жесткий металлической голос.

- Координаты 75, 0, 0, 8, сектор Пакс-7. Продолжайте.

Он попытался вздохнуть. Сектор Пакс – 7… не так далеко отсюда, а в особенности для такого меха как он, привыкшего к долгой ходьбе. Другие, более привилегированные, эти поствоенные модели, которые носили инсигнии и считали себя богами, подумали бы, что это место слишком далеко, но не он. Когда кружишь по улицам города-государства в поисках капли энергона или брошенной запчасти, не существует такой вещи, как «далеко».

Но потом меха почувствовал на своей спине чей-то взгляд, обжегший его как луч плазмы… и это расстояние показалось ему бесконечным.

Он двинулся вперед, ведя дрожащей рукой по стене, сосредоточившись на холодном металле, к которому прикасались его пальцы и слепо ища ложного ощущения безопасности. На этих пустых улицах не звучало ни единого звука, ни было ни одной энергетической метки, никого... и, тем не менее, он чувствовал, что был не один.

Он вспомнил, с кем должен был встретиться. Один из тех последних моделей, которые сражались в других мирах, органических мирах… сикер. Он даже не знал, автоботом тот был, или десептиконом. Он слышал только, что этот сикер был хуже членов обеих фракций, вместе взятых.

Меха взглянул вниз, на свои старые, голые грудные панели, на которых единственным знаком был страх. Когда органические боятся, подумал он, у них так же быстро поднимаются и опускаются грудные панели, или что у них там есть, как его грудные панели сейчас? И их жизненная влага так же болезненно прокачивается через энергетическое ядро, когда страх просачивается каплями смазки и стекает по их лицу…

Он подавил дрожь и сделал еще один шаг. Его сенсоры были ненадежны, он не мог доверял тому, чего не видел или к чему не мог прикоснуться. Правда была сокрыта вуалью тайны, ее обвивали призрачные щупальца мифов. Йакон был мертв, но его сердце все еще билось, посылая крики агонии и корчась в собственных развалинах, каждый пульс как отрицание этих темных улиц, в которых зарождалось что-то низшее, чем жизнь.

- Это не на самом деле, это не на самом деле, - повторял он свою мантру, пытаясь убедить себя в том, что никого, кроме него, здесь нет, в том, что улицы не хотят его проглотить. Так рождаются суеверия и ночные кошмары… 

Награда была высока. Много энергона, ремонт, защита, место в новом порядке, который установит победитель, когда раздавит врагов…

Йакон сошел с ума, но зачем городу обращать свой гнев на него? Он ему не навредил… пока еще.

Короткое замыкание в лампе над головой заставило меха подскочить. На мгновение еще один свет, кроме лун Кибертрона, коснулся его местами покрытого ржавчиной лица. Дождь искр был как привидение. Он напомнил ему кислотный дождь. Сколько капелек кислоты жгли его броню в старые и почти позабытые времена, когда он, и война, были молоды?

Последняя искра еще не упала на землю, а меха уже двинулся вперед, его ржавые серво двигались в лунном свете с необычайной скоростью. Ему осталось только пересечь площадь, и он будет там, на узкой улочке, ведущей к туннелю и дальше к пригороду Йакона. Почему бы Йакону не отпустить его? Он столько раз был здесь, попрошайничая, обыскивая развалины… Зачем Йакону обращать свой гнев на одного из самых неудачливых сынов?

Его суставы двигались без скрипа, напоминая ему о лучших временах, временах, когда он был молод. Но сейчас скорость ему придавала не молодость. А страх, чистый и примитивный, страх, не делающий различий между органическими существами и механоидами.

Праймус, больше всего на свете он сейчас хотел бы, чтобы его блок трансформации был исправен.

Он слышал свои шаги, доказательство того, что он существовал здесь и сейчас. Йакон слышал его тоже.

- Пожалуйста, позволь мне пройти… - взмолился он, обращаясь к отцу всех городов-государств.

Потом он понял, что не слышит ничего, кроме шума собственных шагов. Больше никакие другие звуки не достигали его аудиорецепторов. Пыль, обломки, темные окна… все молчало, все было парализовано в тот самый момент, когда он понял, что в городе, лишенном энергии не может быть короткого замыкания.

Лампа… что питало лампу?

Он уже почти добрался до нужного места, когда понял, что все бесполезно. Что бы он ни сделал, все было бессмысленно. Йакон наблюдал за ним, и Йакон гневался.

Он не удивился, когда снова прозвучал звук, неразборчивый, но резанувший аудиорецепторы.

И он пришел не один.

Может, если бы боль не была так невыносима, он успел бы понять, что этот треск издает его собственная лопающаяся проводка. Может он успел бы почувствовать пустоту в груди и понять, что его камера искры вырвана, поднесена к его лицу и раздавлена прямо перед гаснущей оптикой. Может…

Но он этого так и не узнал. Единственное, что боль позволила ему разобрать – это собственные отчаянные стоны агонии.

Он не увидел, как скрючилась в пыли его искалеченная рука и пальцы процарапали полосы в поверхности в тот неповторимый наноклик, который стал самым последним в его жизни.

________________________________________

Во сне все всегда было бело. Громадное, бесконечное пространство белого, контрастировавшее с темнотой его радара. Там было мирно, но этот мир был вызван всего лишь полной пустотой. Ветер жестко рвал его аудиорецепторы и фюзеляж, колол его миллионами морозных игл. 

Любопытно, но он не чувствовал боли, или был к ней абсолютно равнодушен. Все его внимание было сосредоточено на двигателях, разогнанных до максимума в попытке добраться до света перед носовым конусом. Его чип равновесия сдался перед бесконечностью. Он не знал, в каком направлении летит. Несмотря на яркий свет, ему казалось, что он летит вслепую. 

Возможно, он летел вверх, или даже падал в нескончаемую пропасть. Он знал только, что наверху был свет. Он называл его светом, но на самом деле отличал от окружающей белизны только потому, что он был теплым. Он хорошо помнил это ощущение, несмотря на то, что оно было таким давним и невозможным. Он помнил его так отчетливо и так сильно тосковал по нему, что даже не стыдился этой своей слабости. 

Белизна открылась, показав свою нескончаемость. Он знал это место, помнил его холод. Оно принадлежало миру, который никогда не был его, тот же мир, что лицезрел искаженность его души. Его приветствовали фиолетовый и красный, и каждый заставлял выбрать определенное направление полета. Он достиг той точки, начиная с которой не мог бы больше делить себя. 

Ветер был необычно силен. Он попытался отрегулировать внутреннюю температуру, но безуспешно. Энергетическое ядро продолжало мерзнуть, и искра мерзла тоже. Свет вдали был ярким и теплым, но не приглашающим. Но и не отталкивавшим его, всего лишь искушающим, манившим невидимыми пальцами, которым никогда к нему не прикоснуться.

Он это осознавал и, тем не менее, все равно принимал правила игры. Он был не более чем игрушкой.

Он летел вслепую, и он летел в никуда.

________________________________________

Она существовала ради того, чтобы доставлять удовольствие. С самого начала, с тех пор, как осознала себя в он-лайне, единственной ее функцией было удовлетворение других меха. И все они были похожи друг на друга; она желала давать им наслаждение, но не стремилась получать его взамен. Поэтому-то стоны ее собственного удовольствия сейчас звучали так странно, поэтому она удивилась внезапному желанию отменить программный код, который предохранял ее от перезагрузки. Жажда экстаза никогда еще не была такой сильной.

Номер 3-Б застонала, сжимая пальцами плечо, бывшее так близко к ее лицу. Ее корпус прижимался к другому корпусу в бесконечной симфонии металлического скипа и скрежета и звуков энергетического обмена, обозначавших предельное единение двух кибертронских тел. 

Он был очень красив. Неудивительно, ведь он был сикером. Поговаривали, что сикеров создали красивыми намеренно, чтобы отвлекать внимание врагов во время боя. Кое-кто даже осмеливался утверждать, что это сам Праймус вложил совершенство в их конструкцию, дабы затем наслаждаться видом прекрасных крылатых существ.

Но реальность была намного менее романтичной. Сикеры были совершенными в своей смертоносности созданиями, интересующимися только собой и небом, которое провозглашали своей единственной любовью. То высокое положение, которое они занимали в военной иерархии, происходило не от их красоты, а от их скорости и выдающегося умения убивать.

Она посмотрела на пальцы, сплетенные с ее пальцами. Трудно представить, что эти сильные серые руки обагряла кровь врагов. Фиолетовый не шел этому сикеру, но он носил его на крыльях и плечах, там где специальные знаки обозначали его высокий ранг.

Он был в борделе пока всего несколько раз, но она быстро научилась распознавать едва заметные знаки, которые подавало его тело. Когда его оптика затуманилась и губы до боли сильно прижались к ее губам, она усилила поток энергии до предела, ведя его к той точке, откуда не было другого выхода, кроме экстаза. Это был момент его полной беззащитности, когда он достигал пределов реальности и погружался в тот мир, где от меха оставалась только примитивная, но чистая сущность.

Он перезагрузился, как всегда молча. Номер 3-Б потеряла счет всем тем меха, которые перезагружались на ней, но она не могла бы вспомнить ни одного, кто не издал бы при этом стонов страсти. С самых ранних времен, когда она была наложницей известного сенатора, до последних ворнов, когда война превратила ее в игрушку для многих, стоны всегда были тем жалким ответом, которые она получала от удовлетворенного клиента … или насильника.

Но серо-голубой сикер никогда не стонал. Он просто оставался на ней, пока волны его удовольствия медленно гасли и системы перестраивались, снова возвращая его к той тяжкой ноше, которую он на мгновение сбросил в ее объятиях. Он искал не удовольствия, она уже поняла. Ему нужно было освобождение, пара нанокликов, когда он мог сбежать от себя и забыть о том, кто он есть.

- Господин… - прошептала она. Она всегда обращалась к нему таким образом, спросить его имя ей никогда и в голову не приходило. Она слышала, что это очень важный офицер, приближенный самого верховного главнокомандующего десептиконов…

- Не желаете ли куб энергона, мой господин?

Он ответил не сразу. Он очень редко с ней разговаривал, но, тем не менее, она чувствовала себя спокойно в его присутствии и не только потому, что он пока был единственным десептиконом, который не пытался избить или унизить ее. Он брал ее без насилия, в отличие от большинства своих сородичей, которые получали особое удовольствие от доминирования. Но и особенно нежным он тоже не был, его страстью управляло нечто, отличное от любовного желания.

Интерфейс-боты лучше, чем кто-либо другой, знают, какие пятна лежат на искрах других меха. Искра этого сикера не была запятнана, она была разорвана на куски.

Его оптика зажглась, медленно возвращаясь к своему обычному ярко-красному цвету.

- Я не господин, - сказал он, отвергая и титул, которым она его наградила, и энергон. Он медленно вытащил интерфейс-кабель из ее порта и сел на краю кровати.

После акта прикасаться к нему не было необходимости, но, тем не менее, она продолжала это делать. Ей нравились его широкие плечи, нравилось проводить пальцами по совершенному металлу крыльев. Сложно было поверить, глядя на него сейчас, когда он закрывал грудные панели после мгновений страсти, что он летал в Кибертронском небе и небесах чужих миров уже тысячи ворн. По-крайней мере, другие так утверждали.

Ее рука скользнула дальше, лаская желтое стекло кокпита. Может он снова займется с ней интерфейсом. Иногда такое бывало, если ему позволяло время и его собственная тоска.

Но на этот раз возникло новое препятствие, о чем возвестило легкое жужжание его коммуникатора. Он поднялся и отошел на другую сторону комнаты. В приглушенном оранжевом свете она увидела, как черты его лица ужесточились, и алый цвет оптики приглушила хмурая озабоченность. Он говорил, сильно понизив голос, но она расслышала пару слов, касающуюся каких-то координат и какого-то пропавшего.

Закончив разговор, он направился к двери, бросив ей перед тем как уйти лишнюю тысячу кредиток и последний взгляд. Их любовные свидания всегда заканчивались таким образом

Она потянулась за деньгами только когда за ним закрылась дверь. Не денег ей хотелось, а его возвращения. Но, как одна из многих загадок, окружавших сикеров, она знала, что никогда не сможет быть уверена в том, надеяться ей на его возвращение или нет.