Завершив сканирование, я опустился на колени, распахнул створки грудной брони, вынул Матрицу и замер, все еще не решаясь на последний шаг.

Клик я не шевелился, застыв, как изваяние, но реальность настойчиво напоминала о себе. Едва уловимо изменилась гравитация. Гироскопы тут же обсчитали угол отклонения – здесь, в изоляции от шума энергетической установки, маневры Арка можно было угадать лишь по этому чувству.

Итак, шестой маневр за последний астрочас, означающий только одно – ловушка захлопнулась.

Матрица дрогнула в моих пальцах, огоньки от крошечных лампочек приборных панелей заиграли на ее гранях. Осталось сделать главное – спрятать артефакт и вступить в последний бой уже без неё…

Еще до отлета Мираж – единственный из правительственной верхушки, кто избежал казни, и единственный из нас, досконально знающий этот удивительный звездолет, – показал мне процессорный цех Арка. Сооружение имело странное название – Телетраан, и было настолько огромным, что даже я при своих размерах путешествовал по нему как по йаконскому небоскребу. Эстетика любого места на Арке поражала воображение – недаром этот корабль предназначался для бегства Сената – но архитектура данного гигантского суперкомпьютера показалась мне особенной. В паузах между напряженными и безрадостными собраниями автоботов я поднимался сюда и бродил в одиночестве среди монументов вычислительного оборудования, размышляя, стараясь уйти от ненужных вопросов моих почти отчаявшихся товарищей.

За тонкой обшивкой начинался враждебный космос, не суливший ничего доброго. В недрах же Телетраана было на удивление тихо – ни гудения приборов, ни гула сгорающего в реакторах топлива. Умиротворяюще мерцали светодиодные дорожки, обозначающие контуры стен, пола и потолка, позволяя мне на несколько астрочасов отдохнуть от обработки визуальной информации, собраться с мыслями.

Матрица…

Спрятанная в глубине одного из информационных блоков, каких тут тысячи, она еще очень долго не будет найдена. Телетраан, как и любая машина, созданная на Кибертроне, способен к трансформации, более того – он запрограммирован изменять свою внутреннюю и внешнюю архитектонику по специальному коду слепой рандомизации. Задав эту команду, даже я сам буду не знать, куда спрятал артефакт – я перехитрю и твоего палача-телепата, и тебя самого, Мегатрон, если ты решишь вырывать это знание из меня пыткой.

Пятьдесят стандартных кибертронских орбициклов лидер десептиконов гнал нас, как опытный хищник загоняет добычу. Пятьдесят орбициклов без подзарядки я и моя команда были изнурены непрерывными маневрами в открытом космосе. Что бы мы ни предпринимали, какие бы планы ни строили – каждый раз Мегатрон нас настигал, разгадывая самые хитроумные тактические ходы. У десептиконов было очевидное преимущество во всем – лучшие пилоты, лучшее вооружение, более сильные двигатели. Удивительно, что это вообще длилось целых пять декациклов. Скорее всего, Мегатрон попросту наслаждался моей беспомощностью, наслаждался игрой, поэтому намеренно затягивал агонию. Ну что ж, мой враг, я оценил твою тягу к эффектным развязкам по тому месту, которое ты выбрал для финальной битвы.

Наш корабль был загнан в трехмерный космический тупик. С одной стороны наш путь пересекал обширный пояс астероидов, с другой – скопление истекающих газом звезд. А прямо по курсу формировалась гравитационная аномалия, куда сунуться мог разве только самодезактив. В ловушке мы провели весь последний декацикл. Пытались прорваться сначала через астероиды, потом через звезды с непрерывно пульсирующими разреженными атмосферами. И каждый маневр стоил нам сокращения дистанции с десептиконским флагманом. В конце концов мы бросили искать возможность побега после того, как Арк лишился части внешних антенн, а его защитное поле иссякло. Теперь уже разделённые лишь двумя десятками световых секунд, мы кружили по относительно небольшому участку пространства. Мегатрон корректировал мою траекторию, используя огневую мощь Немезиса, держал меня на поводке, сокращая и сокращая мою свободу. Я догадывался – он не хотел брать нас на абордаж, выпускать своих головорезов в альтформе, портить такую красивую и дорогую игрушку. Все было точно рассчитано и, как обычно, с изощренной жестокостью. Его целью было заполучить Арк в целости и сохранности, ему льстила моя капитуляция без единого выстрела. Теперь, когда вся автоботская команда была измотана до предела, деморализована и ожидала неизбежной гибели, он готовился сорвать главный приз. Не знаю, что Мегатрона больше радовало в этом самом призе – новый крейсер для своего флота, начиненный уникальным оборудованием, с наполненными первородным топливом баками и зашифрованными в главном компьютере знаниями Древних, Матрица или… я сам.

Без лишней скромности я называл себя трофеем, который мог бы поспорить со всем вышеуказанным. Потому что гордыня Мегатрона и его глупая жажда реванша, о которой я знал, были гораздо больше желания заполучить Арк. Он хотел, чтобы я склонился перед ним, чтобы молил сохранить жизнь моему экипажу.

Напрасно.

Мегатрон бы не пощадил никого – мне ли не знать его методы? Поэтому, как бы я не избегал прямого сражения, именно к сраженьям я и готовился. Время и гравитация работали против меня. Ученые Арка смогли определить аномалию, искажающую пространство данного сектора: ею оказалась пара нейтронных звезд, представляющих из себя сферы из вырожденной материи диаметром в несколько механомиль. В незапамятные времена один огарок звезды сбросил покровы и породил разреженную газовую туманность. После неутомимые силы тяготения привели к звезде вторую такую же. Под покровом межзвездного газа обе звезды неотвратимо сближались в своем фатальном желании столкнуться и оставить брешь в мировом пространстве. И именно сюда Немезис загнал наш звездолет.

Медлить дальше было нельзя. Нас затягивало в гравитационный колодец, команда выбивалась из сил, и недовольство Айронхайда (с самого начала погони добивающегося моего решения о необходимости принять бой) росло. Наши ссоры с моим заместителем по вооружению уже давно грозились выйти за пределы собраний офицеров. Каждый неудачный маневр Арка воспринимался Айронхайдом как повод выступить против меня. Он не скупился на эпитеты, обстановка накалялась. Я прекрасно понимал: промедли я еще немного – и возникнет бунт. Каким бы удачливым лидером я не показал себя во время войны на Кибертроне, в космической гонке мне приходилось безнадежно проигрывать.

Мои пальцы ощупали панель и нажали на выступы сенсорных кнопок. Выбранный для тайника блок начал трансформироваться, раскрываясь, как кристаллический бутон морфобота. Я с интересом смотрел внутрь на то, как мельчайшие детали меняют форму, расступаясь и создавая то, что мне было нужно – овальное углубление. Размер в размер – в этом было что-то мистическое, словно Телетраан угадывал мои мысли, хотя я не чувствовал никаких признаков ментального взлома со стороны искина. И все же это была странная трансформация, что-то от превращения Древних, больше похожее на перетекание вещества, чем на перемещение сегментов корпуса относительно друг друга. Зачарованный действием, я почти проигнорировал новый крен – Арк неумолимо сносило, автопилот исправлял траекторию.

Блок окончательно преобразовался, открыв глубокую крипту, похожую на воронку. Светодиодные дорожки были и здесь – тонкие, едва ощутимые, они просвечивали сквозь матовый бронепластик, уходя вглубь. Овальный ложемент тоже светился, словно звал. С трудом подавив вопль собственного здравого смысла, я быстрым движением вставил Матрицу внутрь оборудования. Стоило мне убрать манипулятор – воронка поглотила реликвию, как жадный рот. Блок почти мгновенно трансформировался, снова становясь гладким, голубовато-белую поверхность не нарушал ни один шов, словно все, из чего состоял Телетраан, было сплошным монолитом. Я растерянно провел ладонью по панели.

Вот и все.

Со времени своей недавней реактивации я ни секунды не оставался без Матрицы. Артефакт, призванный блокировать кластер Юникрона, ни разу не покидал мой корпус. Что же будет со мной без ее поддержки? Что будет с ними? Уже не важно. Через астрочас мы вступим в бой с превосходящими силами противника и погибнем. Иного выхода нет.

Я решительно встал и хотел было двинуться прочь, но в тот же момент что-то едва уловимое коснулось затылочной пластины моего шлема. Сначала мне показалось, что это Мираж (он единственный знал, куда я направлялся) пришел за мной и дотронулся, зачем-то активировав режим невидимости. Обернувшись, я выставил вперед манипулятор, несколько раз взмахнул им перед собой, пока не понял, что происходит нечто совсем другое.

Что-то в работе приборов изменилось: световые дорожки на панелях стали пульсировать, словно ожили, тени в нишах операционных блоков стали гуще, в то время как над Телетрааном разлилось едва заметное голубое свечение. А потом что-то мягко вошло в мое сознание. Встроилось. И снова без признаков взлома. Это было больше похоже на синхронизацию, на подбор резонансной частоты. Общей, если не сказать – единой.

– Выход есть.

Искра моя сжалась от изумления. Это был без сомнения… голос, но вне звукового диапазона частот, вне кодировки каких-либо импульсов. И он… Он оперировал невербальными символами! Я каким-то образом вдруг сам услышал и осознал, что выход из тупика, в который угодил наш звездолет, есть. Надежда на спасение мгновенно окрылила меня, возникло ощущение разливающегося тепла в Искре. И словно смерть вовсе не стояла за нашим порогом. Одновременно с этим пришло чувство, что мой собеседник разделяет радость моего понимания. Однако все, что я осознавал, воспринимались вовсе не на уровне контакта электромагнитных полей. Что же за тип взаимодействия использовался при данной передаче информации? Сомнений не оставалось: я понял, что Матрица, слившись с центральным процессором Телетраана, пробудила нечто. А может быть, это сам Арк вошел со мной в синхронизацию. Только почему же его контакт настолько нетипичен для кибертронцев?

– Потому что все электромагнитные поля скоро будут бесполезны, Оптимус.

Он назвал меня по имени. Вернее, я считал с собеседника представление о себе – оно вполне укладывалось в символику «Оптимус». Было забавно ощущать себя образом в чужом сознании.

– Ты… Арк? – я спросил это примитивнейшим из способов, в звуковом диапазоне, используя голосовой процессор и рот.

– Арк – только часть меня, – загадочно ответил мой гость, и нега незримого покровительства окончательно вошла в мою Искру.

Я понял, что верю в наше спасение настолько же четко, как, например, в собственную автоматическую функцию системной вентиляции. Интересно, является ли вера просто трехмерным представлением многомерного знания более высокого порядка? И вдруг эти понятия никогда не разделялись? Мой собеседник, по ощущениям, улыбнулся – я мог поклясться на чем угодно, что видел и осязал эту улыбку. Я ее понимал, словно она стала моей, я мог ее измерить и оцифровать. А дальше я уже не выделял фразы. Не переводил ощущения в числовую и символическую форму. Я просто понимал. Беседа началась и закончилась. Это было мгновение длиною в жизнь. И все же это было мгновение. Цельное, как большой глоток энергона. Непрерывное. Этакий квант слитых воедино времени, энергии и информации. Я только успел порадоваться объему накопителей, доставшихся мне в наследство от Ориона – девяносто процентов их мгновенно заполнилось. Когда я очнулся, дрожа от перегрева цепей и груза знания того, о чем мой невидимый собеседник старался предупредить меня, ощущение единства с некой живой субстанцией не прекратилось.

И теперь я совершенно четко знал – как надо действовать, чтобы спасти всех нас!

– Команде Арка: всем прибыть в общей зал, – я начал с распоряжений. – Оставить все посты, мне нужен каждый из вас.

Центральный зал Арка находился позади рубки, отделенный от нее лишь командирским постом – возвышением в передней части помещения – и был в состоянии вместить всех сорока четырех автоботов.

– Активировать резервные посадочные места. Распределиться по периметру. Проверить блокираторы защиты кресел. Единственный, кто мне нужен уровнем выше, в обсервационном зале – ты, Бластер. – Я ткнул пальцем в красно-желтого связиста. – Активировать оборудование, проверить работу всех систем.

– Наконец-то мы готовимся к сражению! – Айронхайд, увешанный дополнительным оружием, выглядел грозно. И не только он – было видно, что в мое отсутствие автоботы, следуя распоряжению первого заместителя, полностью подготовили и активировали вооружение.

– Нет. У меня есть новый план, – твердо ответил я.

– Командор Прайм, гравитационная аномалия прогрессивно усиливается. – Уилджек спешно называл коэффициенты прогрессии, показывая мне графики. – Траектория нашего выхода из зоны влияния…

– Отставить, Уидлжек. Пилотам – прекратить корректировку курса.

Я скорее почувствовал, чем услышал немой вздох удивления за моей спиной.

– Десептиконы в зоне прямой видимости, – рапортовал Бластер, уже обосновавшийся в обсерватории, – уже астрочас их корабль синхронизирует свою траекторию с нашей, чтобы находиться напротив…

– Это проблемы десептиконов, – перебил я и его, – пусть тратят энергию на пустые маневры в надежде лишить нас присутствия духа.

Я поднялся на капитанский мост, намеренно игнорируя вид, открывающийся при взгляде на обзорную панель переднего вида, глядя только на своих товарищей, волею судьбы выбравших меня в лидеры, и вместе со мной выбравших путь изгнания и неизвестность. Решительные лицевые пластины бойцов выражали готовность ко всему, и я видел, какова цена этой решимости. В усталых синих, голубых, лазурных линзах вспыхивала и гасла надежда. Все места были заняты, автоботы сидели плотно друг другу, почти соприкасаясь плечевыми блоками. Я напряженно раздумывал. Возможно, им придется сесть еще плотнее, когда нам потребуется активировать нестандартную схему коммуникационной связи. План спасения все больше и больше прояснялся в моем сознании.

– Мы не примем навязываемый нам неравный бой. Есть другой выход, – наконец сформулировал я.

– Из этой ловушки не может быть никакого выхода! – одновременно возразили Айронхайд и Ретчет, один намеренно громко и зло, другой – со знанием дела.

– Есть, – ответил я. – И это гипер-дромос, находящийся неподалеку. У меня есть план по его использованию.

– Дромос?!

– Что это?

– Дорога Древних?!

– Это безопасный переход, не требующий энергии.

– Это легенда, не более!

– А как же древние коды? Они утеряны после ухода Падшего!

– Гипер-дромосы способны пропускать лишь живые Искры, что же тогда будет с оборудованием?

– Да, это именно тот самый древний пространственный портал, о котором вы говорите. Да, он не требует энергии для перехода. И нужен специальный код активации. Кроме того, необходимо привести звездолет в указанные координаты. Но Арк без потерь пройдет портал, а с ним и все мы.

– Твои гарантии?

– Матрица – она гарант моих действий!

– Твоя Матрица… – перед лицом смертельного выбора Айронхайд окончательно перестал церемониться, – это символ, не более! А еще, это артефакт, призванный блокировать чудовище внутри… – он осекся, не решаясь переходить последнюю границу.

– Я отдаю себе отчет во всем, что делаю.

– Но ты не можешь решать один!

Я вплотную приблизился к нему, наши красные грудные сегменты почти соприкасались. Недоверие, ревность и ярость плескались в его льдистой голубой оптике. Я видел, как дрожат защитные заслонки на гнездах встроенных в его корпус турелей. Потребовалась почти астроминута этого молчаливого противостояния, драгоценная астроминута, в течение которой гравитация усиливалась, а наши шансы таяли.

– Матрица нужна нам всем, Айрон, чтобы уберечь себя от отчаяния, – ответил я и добавил. – Я даю офицерам не более шести кликов на обсуждение.

– А если мы не придем к консенсусу?

– Тогда я приму решение единолично.

Мои слова были встречены целым шквалом недоумения и встречных вопросов. К спору присоединились Проул и Персептор – самые опытные члены команды – только им был известно значение термина, который я назвал. И, как выяснилось, – их знания о Дорогах Древних тоже были скудны.

– Ни одного гипер-дромоса до сих пор не было обнаружено со времен Катастрофы, – качал головой Ретчет.

– Сведения могут быть неточными, – парировал я. – Сенат скрывал от нас информацию. Кроме того, большая часть карт была зашифрована в Базе Сигма.

– И откуда вдруг именно сейчас нашлась сия волшебная лазейка?

– Телетраан помог мне. В нем оказалась копия Базы, которая не досталась ни Сентинелу, ни Мегатрону. Часть данных он закачал в меня, используя Матрицу.

Это была полуправда, но расскажи я все – дискуссия бы забуксовала. Свои домыслы и признания насчет того, кем мог являться мой собеседник, я отложил до того времени, когда мы уйдем от погони. А если не уйдем – смысла в моих признаниях уже не будет.

– Так вот зачем ты постоянно ходил в процессорный цех! А я думал – ты прятал там свое отчаяние, – Айронхайд покачал головой.

Он понимал, что снова в присутствии всех непростительно нарушает субординацию. Нас слушали все – на закрытое собрание офицеров не было времени. Я проигнорировал его выпад, сложно было отрицать, что он опытен, умен, и куда больше, чем я, заслуживает быть командиром. Еще с подземелий Сигмы, где я впервые увидел этот мир в виде Оптимуса Прайма, началось мое противостояние с заместителем. Ситуация усугубилась после казни Сената, Айронхайд не мог мне простить выбора, который я совершил тогда, не верил мне, и, возможно, был прав. Но сегодня спасение Арка и его команды – моя миссия. Вот выберемся из этой ловушки, и я, возможно, сложу с себя полномочия. Дам каждому выбор, а ему – в особенности. Дам то, что не могу дать им сейчас…

Я снова посмотрел на автоботов, в большинстве взглядов теплилась надежда. Они верили мне, невзирая на обстоятельства. Шлак, как же все сложно! Если бы я мог передать им хотя бы часть того, что чувствовал. Но сейчас важнее было принять решение, и сделать это как можно быстрее.

– Я произвел расчет вероятности перехода сорока пятью живыми Искрами и кораблем, размером с город, – рапортовал Уилджек, было видно, что он боится меня разочаровывать, – она… она… – он перехватил мой взгляд и выпалил. – Она достаточна!

Его вера в Матрицу и меня была отчаянной попыткой сохранить рассудок, но сейчас я был страшно благодарен ему за эту слабость.

Я вызвал голографический экран и дистанционно ввел данные, скопировав их прямо из оперативной памяти.

– Координаты нашей будущей траектории таковы.

Длящийся меньше клика невербальный контакт с чужим разумом, закачавший в меня этот информационный массив, в электронном виде задействовал треть вычислительных ресурсов рабочей консоли. Все экраны на мгновение погасли и тут же включились. Я проигнорировал многозначительные взгляды, которыми обменялся офицерский состав, сидящий по периметру главного пульта. Почти восемь астросекунд ушло на обработку, и вот перед нашими взорами предстала траектория.

– Шлак, Прайм! – ругнулся Айронхайд.

Медленно, словно не желая повергать нас в ужас, окончательно загрузилась и внутренняя структура самой аномалии – то, что не полностью видели наши радары. Теперь уже выругались почти все, в том числе и я сам.

Гипер-дромос находился почти что в точке будущего звездного слияния. Нам предстояло обогнать стекающий в воронку газ, пока он еще не сформировал плазменный тороид. Расстояние же между звездами, формирующими аномалию, было критическое. Откуда у Телетраана появились новые сведения о данном участке космоса – на эту тему я старался не думать. Также я старался не думать о том, что Мегатрон знал о готовящемся светопреставлении. Немезис словно выжидал, пока Уилджек и Персептор проведут расчеты. Ждал, что я сдамся, когда обнаружу горящий космос у себя под фюзеляжем, разверну звездолет... Но я не сдамся, нет, а сделаю горящий космос своим союзником!

– Произвести подробную коррекцию траектории учетом новых данных, – приказал я.

Ученые на клик погрузились в расчеты.

– Данные не полные, Оптимус, часть из них постоянно обновляется. Как ты вообще смог в одиночку обработать файл такого объема?

Я не ответил, ловя на себя удивленный взгляд Миража. Похоже, тот о многом догадывался.

– Сейчас нет времени на объяснения, придется пользоваться тем, что есть. Остальное решим на ходу.

– На ходу?!

– Тороид такого типа формируется по космическим меркам практически мгновенно. У нас есть астрочас, может быть – два. Но не более!

– Чтобы уйти от погони у нас только один выход – совершить прыжок в гравитационный колодец. Таким образом мы оставим плазму в кильватере. Мы уйдем в дромос до того, как звезды сольются в черную дыру.

– Есть и второй выход: выдвинуться навстречу Немезису, выйти за радиус действия аномалии, принять бой!

– Это верная гибель!

– Прыгнуть в центр будущего тора, разве это не будет гибелью в сотни раз вернее?!

Мнения офицеров разделились. На дальнейшее обсуждение времени не было. Я выпрямился, сурово взирая на всех.

– Это приказ. Мы. Совершим. Прыжок.

Прыжок веры…

Вслух, понятно, я последних слов не произнес, в сотый раз терзая себя внутренними вопросами. И как же она теперь, Прайм, спросил себя я. Твоя вера? Твое высшее знание, которое, как тебе показалось, ведет тебя по краю бездны во имя спасения корабля и команды? Пошатнулась ли она, когда ты узнал о времени слияния звезд? Где он – рациональный ты? Лишенный Матрицы. С запретным кластером внутри Искры, который наводит ужас на твоих подчиненных и на тебя самого. Желающий отмщения не меньше твоего врага. При таком раскладе сил рациональный ты выбрал бы меньшее из двух зол, развернул бы звездолет… принял бы бой. Не стал искать отчаянной смерти в объятиях гравитационного коллапса.

– Ты прибыл вовремя, Оптимус. Пока портал не разрушен сингулярностью, у тебя есть шанс.

Присутствие чего-то более могущественного и мудрого внутри меня никуда не делось. Рациональный я отступил. Одновременно с этим я почему-то ощутил слабость, словно жизненная сила по капле покидала мой корпус. Что это? Усталость после нескольких напряженных декациклов без подзарядки? Попытка собственной волей контролировать рвущиеся в бой юникроновы программы? Или нечто иное…

Пройти сквозь межпространственный туннель под прикрытием слияния двух нейтронных звезд… это было заманчиво. Но что же будет делать Мегатрон? Никто ведь не ведет его, вселяя надежду, и вряд ли ему доступны знания Древних. Остановит ли он погоню, станет ли рисковать, решив, что я слетел с катушек?

Я решительно развернулся к одному из обзорных экранов, вглядываясь в очертания видневшегося там вражеского звездолета, который уже приблизился к нам менее чем на одну световую секунду. Силуэт Немезиса четко виднелся на фоне подсвеченного звездами газа туманности. Его корпус был покрыт светящимися полосами системы охлаждения, и я не сомневался – в это мгновение Мегатрон тоже смотрел на Арк через сенсоры своего корабля. Наверняка он стоял в своей излюбленной позе, заведя манипуляторы за спину, упрямо и горделиво смотря перед собой и выжидая подходящего момента, чтобы возглавить нападение. Он жаждал сатисфакции и, конечно, своей победы…

Я неторопливо скрестил манипуляторы на грудном модуле.

– Уилджек. Расчетное время формирования горизонта событий. Покажи нам модель развития ситуации с учетом эффекта гравитационного линзирования.

Он кивнул и вскоре вывел на голопроектор видео событий, что могли нас ожидать на пути в гипер-дромос.

– Имеется острый лимит времени, – голос ученого звучал обеспокоенно. – Расчетное время прыжка в гравитационный колодец – четыре клика. По истечении этого времени точка станет недостижима.

– По местам, – скомандовал я. – Джазз, Проул, Уилджек – занять места пилотов. Персептор – мне потребуется твой полимодульный режим. Мы войдем в зону полной дестабилизации полей. Ты должен будешь подключиться напрямую к самому важному оборудованию, а потом… – я обвел взглядом весь зал, – к каждому из нас.

В отличие от Бластера, Персептор не любил полимодульный режим. Его аналитические мощности не ослабевали и в андроформе, но сейчас я намеревался возложить основную коммуникативную нагрузку именно на него. Без колебаний высокий красный автобот подчинился, трансформируясь в коммуникативную сеть, осторожно распадаясь на составляющие, высвобождая оборудование. Началось соединение. Четко и быстро. Ни лишних вопросов, ни заминок. Я оценил слаженность действий команды. Серебристые кабели Персептора ползли между кресел, подключаясь к информационным разъемам каждого.

– Сплотиться, – приказал я.

Автоботы максимально сблизили свои корпуса, чтобы облегчить доступ. Кабели соединили всех нас в жесткой сцепке. Команда образовала что-то вроде тесного круга, наподобие тех, которые делают органические существа примитивных цивилизаций, когда проводят свои религиозные таинства.

– Ты же видишь, что это метапроцессорный бред, Прайм, – огрызнулся Айронхайд, – мы похожи на клубок морфоботов в фазе информационного опыления.

– Это возможность выжить в эпицентре астрошторма. Нестандартная, но единственная. Просто доверься моему чутью.

Со стороны наш коммуникативный клубок действительно мог выглядеть нелепо, и я порадовался, что корпус Арка был непрозрачен для сенсоров Немезиса. Соединение Персептора принесло мне некий эмоциональный отклик от каждого из команды. Я считывал неутешительные данные по общей информационной сети. Как водится в непонятных обстоятельствах, большая часть команды слепо доверилась мне. Облегчения мне это не принесло. По-прежнему я был один против всех обстоятельств. Хотя нет, не один…

– Бластер, продублировать связь с офицерским составом!

Бластер мгновенно рассыпался на части и, оставив свой базовый модуль в обсерватории, остальной массой скользнул к нам. Две трети его корпуса перетекли в общий зал, дублируя связи Персептора, сплетаясь между собой и оборудованием, но соединяя уже не у всех, а только командиров.

Загорелись мониторы обзора. В молчаливой и спешной подготовке стремительно миновал первый клик, второй, третий… Айронхайд шумно активировал блокираторы своего кресла. Шлейф газовой туманности, сквозь которую пролегал наш путь, медленно закручивался в вихрь. Газ, еще холодный и невидимый, устремлялся к центру рождающегося равновесия. Это была аккреция, пока еще настолько разреженная, что ее с трудом засекали приборы. Но течение космического водоворота ускорялось. И уже даже путем несложных расчетов можно было определить координаты центра воронки.

Я сошел с мостика, бросив последний взгляд на Немезис. Даже тысячи механомиль космической пустоты между кораблями не смогли скрыть волну нетерпения и раздражения, которые излучал мой противник. Мегатрон был отвратителен в своем упорстве. Ну, что ж – я тоже…

Отвратителен ли? Намеренно, словно расцарапывая плохо затянувшийся шов, я исследовал свое эго. Это принесло мне облегчение – я прекрасно сохранял контроль, отмечая, что той жгучей и черной ненависти, как во время первого боя с лидером десептиконов, не ощущалось. Отсутствие Матрицы не сделало меня жестоким и замкнутым. Сейчас мне было даже жаль своего врага. Он был одинок и одержим, гордыня толкала его на смертельно опасный шаг.

– Одумайся. – Внезапно прошептал я, словно Мегатрон мог бы меня слышать. – Одумайся. Я погублю и тебя, и всех на твоем флагмане…

Однако Немезис, подчиняясь командам своего капитана, продолжал лететь за нами. Я обернулся, чтобы еще раз увидеть своих, а затем стремительно сел в кресло, занимая место основного пилота. Переведя управление на себя, я прыгнул в бездну.

Коридор, образованный силами тяготения, в который я направил корабль, заканчивался тупиком. Это была сложная система, похожая на трехмерную петлю, искаженную гравитационной асимметрией, конец которой заканчивался не в самой себе, а в точке еще не рожденной сингулярности.

Поначалу коридор был широким. Искривление пространства угадывалось только по данным сканеров, измерявших его по воздействию тяготения на фотоны – мы использовали легкую серию направленных ударов, как эхолот для проверки рельефа. Но условия очень быстро менялись, стоило встать на заданный курс. У меня было ощущение, что в движение пришли не мы, а сама ткань мироздания. Словно она текла, подобно жидкости, в сторону космического водоворота.

– Персептор, какова наша скорость? – я уверенно разговаривал по новой коммуникационной сети.

Ученый отвечал мне, став оборудованием, которое связывало нас всех. Теперь он объединял все: нас, центральный пульт управления и сам Телетраан, пользуясь его вычислительными функциями, пока это было возможно. Информация приходила в высокочастотной кодировке, но каждый из нас понимал: очень скоро всё, чему учила нас жизнь с самого создания, станет бесполезным. От электронных сигналов, естественных для начиненных сложной электроникой корпусов кибертронцев, придется отказаться.

– Синхронизировать скорость корабля с потоком плазмы.

Персептор чутко реагировал на все мои действия, вернее – теперь каждый из нас контролировал все: меня, себя, товарищей и звездолет, словно мы снова обрели единое сознание. Исходная скорость, угол наклона дюз, расчетное время ускорения, навигационные данные, плотность окружающей среды и напряженность защитных полей – ко мне мгновенно поступали сигналы о коррекции любого из параметров. Соединение с командой дало мне возможность на время побороть непонятную слабость, постепенно сковывающую мои цепи, на раздумье о причинах которой не было времени. Арк долго разгонялся, нас вжимало в кресла. Поток газа за обшивкой звездолета уплотнялся. Наконец, двигатели замолкли, и крейсер помчался по гиперболической траектории, больше не борясь с притяжением пары сверхтяжелых звезд. Мы стали частью будущего аккреционного диска.

Месторасположение главных героев космической драмы угадывалось по газовым вихрям, сопровождающим их треки. Бластер транслировал данные обзора, и теперь перед внутренним взором каждого из нас словно зажегся дополнительный экран. Звезды сближались с каждым кликом, закручивались друг вокруг друга, искажая наш путь, превращая его в спираль. Коридор сужался, Арк мчался в трехмерном желобе гравитационной волны, следуя по пути ее энергетического минимума. А что, если точка дромоса не совпадет с орбитами звезд? Тогда нам придется выйти из русла и бороться с ударной силой гравитации двух сверхмассивных тел. Я отправил запрос, и Уилджек, вычислительные мощности которого не уступали Персептору, тут же его обработал – «высота» потенциального барьера была большой, но не критичной. Я был свято убежден, что Арк сможет ее преодолеть, иначе мой невидимый и неведомый союзник не стал бы предлагать этот путь. У остальных, однако, сомнения оставались. Персептор в потоке данных и переговорах между членами команды незаметно вышел на личный канал связи со мной:

– Координаты гипер-дромоса до сих пор не точны. Ты загрузил в центральный пульт файл открытого типа, и я даже не могу предположить, когда завершится его обсчет.

– Он завершится вовремя.

– Но… Если это данные из Телетраана, почему ты не воспользовался прямой связью между искином и центральным пультом? Зачем тебе самому было становиться информационным носителем?

– Это данные не только Телетраана, – я рискнул приоткрыть Персептору толику правды.

Он замолчал надолго, видимо, собираясь с духом. Я прямо чувствовал, как по его цепям заметались сомнения. Он просчитывал варианты взаимодействия Матрицы и суперкомпьютера. И был беспомощен в своих предположениях.

– Прими за данность, что Матрица могла взять часть информации из другого измерения, – облегчил ему задачу я.

– Но коды входа в гипер-дромос тебе хотя бы известны?

– Нет, мне их пока тоже не открыли...

– Тогда…

– Ты будешь первым, кого я ознакомлю с новыми данными, когда сам получу к ним доступ.

Он замолчал в полном недоумении, волна непонимания бомбардировала изнутри мое поле. Только сейчас он понял, что я веду всех вслепую, повинуясь неким силам, о которых другие не имеют понятия. Но отступать было не просто поздно – невозможно.

Айронхайд неспроста называл меня неправильным командиром. Командиром, игнорирующим чужие мнения, поступающим, как поступают лишь одиночки — интуитивно и своевольно. И горе следующим за такими одиночками, их спутники становятся заложниками чужого риска.

Но мне сейчас было не до их тревог и не до собственной рефлексии. На экране индикатора кругового обзора привычно обозначился преследующий нас десептиконский крейсер. Мегатрон все же рискнул и бросился в погоню…

Сведения о Немезисе пришли одновременно для всех, и почти каждый не смог сдержать проклятья. Я попросил Уилджека рассчитать более точное время образования сингулярности. С учетом быстрого развития событий, данных для прогноза было достаточно. Его ответ, тоже пришедший ко мне в личной кодировке, был неутешительным. Я продублировал его ответ на общей частоте. Обернувшись к автоботам, я целый клик изучал их лицевые пластины, их линзы, обращенные ко мне с надеждой, непониманием и страхом. И я ответил:

– Как каждый из вас понял, звезды сольются в течение астрочаса и образуют черную дыру. Я заманю Немезис в точку невозврата, на орбиту настолько низкую, что она уже будет незамкнутой.

– А мы, Прайм? – это спросил Айронхайд. – Нас ты принесешь в жертву в угоду своей личной ненависти?

– Ты же сам хотел погибнуть, но не сдаться, Айронхайд! – не удержался я и парировал.

– Я – не ты!

Он щелкнул блокираторами и вскочил, сжимая кулаки.

– Так вот и я – не ты! – в моем голосе зазвенела сталь, боевые протоколы, больше не сдерживаемые Матрицей, готовы были активироваться каждое мгновение, и даже недомогание отошло на второй план. Я с трудом подавил в себе гнев. – Никто сегодня не погибнет. Я это гарантирую. Я спасу Арк и всех нас!

Я отвернулся, но продолжал слышать за собой шум, возню металлических корпусов. Айронхайд обращался к Персептору, требовал показать ему скорректированную после последнего маневра траекторию. В эфире на клик воцарился хаос – все наперебой обсуждали мои действия. Я перебил всех прямым приказом – следовать военному регламенту. А на личной частоте обратился лишь к Джаззу, вверив ему право последней инстанции. Посмотрев на меня с соседнего кресла, лейтенант едва заметно кивнул.

Пространство вокруг менялось, шлейфы газа уплотнялись, и вот они уже превратились в змеящиеся струи и летели, обгоняя нас, соперничая с раскаленной плазмой, изрыгаемой из дюз крейсера. Силовые линии формирующегося магнитного поля были хорошо видны – ионизированный газ в этих местах образовывал дуги. Еще немного и газовый вихрь превратится в тороид, в центре которого начнет разрываться пространство и время. Обе звезды уже сформировали аккреционные диски и кружили навстречу друг другу в смертельном танце. Космос вокруг уже давно перестал быть черным, подернутым дымкой. Его освещал ало-красным светом формирующийся стремительно вращающийся плазменный шар с пустотой посередине. Головной обтекатель Арка рассекал разреженную плазму. Немезис не отставал, шел в том же коридоре.

Я стряхивал с себя наваждение. Нет, десептиконы не могут знать о дромосе! Откуда? На что рассчитывает Мегатрон, почему так упорно стремится в эту плавильню?

Гравитационный тоннель напоминал лабиринт. Наши крейсеры мчались к центру вместе с пылью газом и осколками бывших планет, призванные на заклание центральному монстру.

– Силовое поле, напряженность?

– Одна десятая от заданной величины, командир!

– Вывести на дополнительный экран обзор корпуса.

Картина была неутешительная – обшивка Арка горела. Мне казалось, я вижу, как мельчайшие частицы ее отрываются, распыляясь в пространстве, образуя облако, похожее на огненный хвост гигантского болида.

– Температура внутреннего слоя брони?

Персептор с удивлением транслировал весьма обнадеживающую цифру. В то время как внешняя оболочка сгорала, внутренние слои оставались нетронуты. Арк не переставал удивлять меня, обнаруживая внезапный запас прочности. И вовремя. Радиус горизонта событий сужался. Газ позади нас уже образовал океан плазмы. Это и был новорожденный тор. Он бешено вращался, сплюснутый по бокам в форму восьмерки, и исторгал из себя мощное излучение во всех диапазонах. Информационный шум затопил наши датчики. Защита не выдерживала. Вспышки жесткого гамма-излучения, потоки нейтрино и других высокоэнергичных частиц, обладающих большим угловым моментом, пробивали ее.

– Будь ты проклят, Прайм!

Теперь я мог слышать только в звуковом диапазоне. Индивидуальная защита, которая была у нас всех, позволяющая пережить термоядерный взрыв без вреда для электронных систем, дала сбой. Мы в одночасье онемели и оглохли. Радиоприемники один за другим вышли из строя под действием излучения. Все приборы на рабочей панели – тоже. Умер экран, на котором обсчитывалась незавершенная траектория, породившая столько споров. Угасли мощности процессора. Чувства парализовало. Погас свет, и в темноте лица всех присутствующих осветились пожарищем вселенского костра. Теперь расчеты траектории, которая могла бы спаси нас всех, остались лишь внутри моей Искры, словно тихий голос, продолжающий со мной непрерывный диалог. Я загрузил нецифровой файл в общую систему нашей связи, усмиряя царивший там хаос. С непривычки у каждого ушло неоправданно много времени на его обработку. Но команда справилась с заданием. Теперь у каждого из нас оставалось лишь базовое торсионное поле Искры – обычно непостижимое и редко ощущаемое всеми, потому что ощущать жизнь и быть одновременно в нее погруженным очень сложно. Разве что в такой момент истины. Мы стали чувствовать друг друга по-особому. Максимально близко. Без масок. Наш страх и наша надежда стали общими.

Рубку наполняла тишина, космический апокалипсис разворачивался бесшумно, датчики же наполнял треск беснующихся полей. Им вторил злой хриплый и непривычно сухой голос Айронхайда, выплевывающий слова с помощью воздушной струи, периодически нарушая торжественность момента.

– Проклятый выскочка, призванный погубить нас всех!

Джазз поднялся со своего места и встал у меня за спиной, обернувшись ко всем присутствующим. Я знал, что в манипуляторе он держит заряженный бластер.

– Приказ командующего – не покидать своих мест.

– Даже если этот командующий двинулся процессором?

Джазз стукнул ребром ладони о ствол бластера, не подчиняясь словам Айронхайда. Поднялся еще кто-то, встал рядом с лейтенантом, закрывая меня. И вдруг…

– Персептор, Уилджек, координаты!

Я увидел точку внутри себя и начал принимать то, что транслировалось мне на частоте неэлектромагнитного происхождения. Я вцепился в знание своего будущего, как утопающий в лаве хватается за последний шанс, будь то даже кусок обыкновенной породы. Сказать, что мне было все это время не страшно – ничего не сказать. С чудовищным напряжением, в котором я пребывал, не могло сравниться что либо из моей жизни. Довериться одному-единственному непроверенному факту, поставить на карту все, и… победить?

Громким и четким голосом (насколько позволяли пластины вокалайзера и воздушный поток кулера горловой магистрали) я прочел координаты, зная, что ученые примут часть расчетов на себя. Скорость обработки информации у них была самой высокой в нашей команде, и можно было надеяться на то, что они сохранят свои способности и при полном параличе электроники – своей и Телетраана. И точно – спустя клик Уилджек отчитался, так же бодро используя звуковой диапазон – немногое, что у нас осталось в эпицентре этого небывалого космического шторма. Мысленно разделив окружающее пространство на сегменты, внутренним взором я «увидел» это место. Мы были совсем рядом, в десятке кликов полета от прыжка.

– Отставить, Джазз!

Я на мгновение обернулся. Тем, кто стоял рядом с Джаззом, оказался Проул. Тактик был без оружия, его лицевая пластина, как мне показалось, выражала полную невозмутимость. Что ж, быть созданным с такой нейросетью – счастье.

– Поле, командир! Оно вернулось!

Пришли данные о восстановлении истощенного защитного поля. Новые характеристики не поддавались привычному анализу, одновременно страшно пугая и принося облегчение. Щелчок – панель приборов передо мной вдруг трансформировалась в рычаги управления. Арк странным образом сохранял контроль, действуя в условиях непрерывного ионизирующего облучения убийственной силы, и, удивляя все больше и больше, продолжал помогать мне.

– Офицерам занять места. Всему экипажу – магнитные захваты на полную мощность.

– Есть, командир.

– Уилджек, ты в состоянии запустить собственные интерферометрические детекторы гравитационного излучения?

– Да, командир.

Он был молодец, сумев активировать такое тонкое оборудование в подобных условиях. Теперь все параметры нашей будущей траектории обговаривались вслух. Сначала Персептором, потом Уилджеком, с коррекцией на гравитационные помехи, а потом – мною, для обратной связи. Мои манипуляторы впились в рычаги. Теперь только они и только визуальный контакт поможет мне управлять огромным крейсером.

– Приготовиться выдержать первую ударную волну! – скомандовал я, отклоняя Арк от курса на нужный угол.

Арк вышел из сформированного космическими силами гравитационного тоннеля и принял на себя первый удар тяготения. Мы превратились в шарка, решившегося прогрызть стену лабиринта и выйти наружу вопреки правилам.

Сила инерции грубо вжала нас в кресла. Перед моим внутренним взором с сумасшедшей скоростью замелькали цифры ускорения, превосходившего вчетверо ускорение свободного падения на поверхности Кибертрона. Они транслировались в непривычном режиме, в виде нечисловых символов, но от этого были не менее пугающими. Параллельно такой же пестрящей колонкой бешено менялись показатели расхода топлива. Внутри все гнулось, сегменты моего корпуса непроизвольно смещались. Гироскопы взвыли, нейросеть обдало волной боли, на время перестали работать воздушные насосы, и Искра сжалась в своей камере. Мне казалось, я слышу, как трещит каркас корабля. Аккреционные массы атаковали корабль еще более неистово, нежели гравитация. Но новое поле выдерживало натиск.

Скорость наша была такова, что и без показаний детекторов спектры звезд, находящихся прямо по курсу, обнаруживали уже вполне ощутимое фиолетовое смещение. Сетка координат пространства-времени искажалась – теперь время, а не пространство, утекало в гравитационную воронку, стремясь приблизить нас к точке неизменяемого будущего. Мы боролись с его течением. Я ощущал это физически, словно обрел способность слияния с окружающим миром. Слишком уж была близка эта точка небытия, точка, где прошлое и будущее плавятся в одно непрерывное сейчас, и торжествует абсолютная правда и абсолютное спокойствие.

– Сверхновые, командир! – Бластер говорил это восторженно, срывающимся от перегрузки голосом. – В секторе неба, не закрытом плазмой, я наблюдаю по четыре вспышки за клик.

– Это время. Оно замедлилось для нас, но там проносятся ворны. Мы видим будущее!

Моей мятежной Искре это было странно осознавать. А еще я знал, что мы все – и автоботы на Арке, и десептиконы на Немезисе, вот только сейчас поняли главное – за этот условный астрочас, пока мы здесь кружим вместе с умирающими звездами, на нашей родной планете циклы мелькают с такой же скоростью, как цифры на центральном пульте. Мир вокруг стремительно стареет. А что если по возвращению на Кибертрон мы его не узнаем? Эта мысль показалась мне более отчаянной, чем наше текущее положение. Кибертрон изменится, ну и пусть! За сотни циклов улягутся страсти, высохнет пролитый энергон, забудется боль, война, выгорит даже самая лютая злоба. Это было на руку мне – не Мегатрону! Не ему и ему подобным, питающимся злобой, раскачивающим весы истории жестокими толчками революций, живущих войнами и порабощениям. Таким не нужен процесс заживления. И в этом тоже пребудет моя победа! Пройдут сотни циклов, и мир станет стабильнее, мудрее. Возможно, он сможет принять то, что мы, вернувшиеся обратно, ему принесем.

Агония звездного слияния для нас растянулась в настоящее представление. В этом времени мы боролись с тяготением, ценой неимоверных усилий пытаясь достичь нужных координат. А для стороннего наблюдателя все уже было свершившимся фактом. Уже вспыхнул и погас плазменный тор, уже стянулись в точку все мировые линии и схлопнулось пространство, поглотив раскаленный газ и, возможно, раздавив в нейтронную крошку наглецов, смеющих забраться в его центр. От осознания этого факта мне захотелось рассмеяться, но я не смог. Придавленный непомерной тяжестью к своему креслу, я мог только созерцать открывающуюся взору невероятную красоту, пока первая волна не пошла на убыль. Но мы все знали – за этой волной будет вторая, а за ней еще и еще. Скомканная ткань мироздания в этом месте напоминала шарик фольги. Из этого гиблого места нужно было убираться любой ценой.

При втором гравитационном ударе я в полубеспамятстве принял долгожданную депешу от моего скрытого союзника – сложную неэлектромагнитную импульсную последовательность, открывающую дромос. На Арке находилось около сотни орудий дальнего и ближнего боя, но, по понятным причинам, ни одно из них я не мог в этот момент активировать. Персептор, слившийся с оборудованием, был не всесилен. Нужно было еще одно нестандартное решение. Мне показалось, что я брежу, но манипуляторы сами по себе делали то, что нужно. Когда путы гравитации разжались, продолжая повиноваться смутному наитию, я перепрограммировал свою плазменную винтовку. Оружие подчинялось искровым импульсам, словно было создано живым и разумным. Его жерло засветилось белым светом. Еще мгновение. Я обернулся, кидая взгляд поверх голов, всех, кто был за мной. Они как по команде обернулись тоже. На лицах светила радость. Обсерватория, ставшая визорами Бластера, позволяла каждому из нас по общей сети обозревать пространство и без показателей радаров. Крики восторга взорвали зал. И я окончательно осознал то, чего смутно ждал, и чего… боялся.

Немезис исчез – не преодолел вторую волну. Прекратил погоню. Был атакован шальным астероидом. Взорвался. Передумал. Пропал. Мы остались одни. Позади полыхал лишь вращающийся тороид, стремительно наращивая объем, температуру и скорость. И то, что должно было принести мне долгожданное облегчение, вдруг сдавило мою Искру похуже гравитации. Что-то восторжествовало внутри меня, а что-то похолодело и умерло.

В этом бою я победил тебя, мой враг…

Разблокировав магнитные оковы, я встал и обернулся ко всем, преодолевая помехи от сбоящих гироскопов. Это далось чудовищным усилием воли – я не имел права выпасть в стазис сейчас, став ключевой фигурой разворачивающегося действия. Увидев оружие в моих манипуляторах, кто-то сдавленно крикнул. Кажется, Айронхайд даже активировал встроенный наплечный плазмомет, бесполезный в царящем хаосе полей. Я поднял манипулятор, успокаивая команду. Вокалайзер повиновался с трудом:

– Автоботы, забудьте о недоверии и страхе. Наше освобождение зависит от одной нематериальной, но очень простой вещи. Сейчас нам потребуется самая наша суть, связанная общей сетью, которую мы создали, и Матрицей, ставшей нашим проводником. Вся наша сущность… И я даже благодарен этому астрошторму, который ее обнажил.

Внутренняя нестерпимая боль потери – откуда она взялась – вырывала из моей Искры самые ласковые, самые правильные слова. Они и верили мне и не верили одновременно. Смотрели дико, с оттенком страха.

– Автоботы… Друзья… Постарайтесь сосредоточиться.

Они поняли меня. Несколько десятков вверенных мне Искр протянули ко мне робкие щупальца своих полей. Все. И даже Айронхайд, с которым я не разрывал зрительного контакта, усмиряя все, что было злого в нем (и в себе) в этот самый страшный момент.

Сила тяжести швырнула меня на пульт – корабль снова разворачивало. Третья волна поднимала на дыбы истерзанное пространство. Я с трудом встал, опираясь на разбитые экраны, повернулся к обзорному модулю и… выстрелил в пустой космос. Но не привычной плазмой, а серией импульсов.

Я почти физически ощущал концентрические кольца неведомой информации, раздвигающей измерения. Я понимал, что вера — это всего лишь часть многомерного знания. И для принятия нового нужная лишь смелость. Лишь она одна…

Раскаленный хаос схлопнулся позади. Погас. Тишина оглушительно ударила по онемевшим датчикам. Портал был пройден, нас выбросило в неизвестной части Галактики.

Безмятежная тишина.

Ее приход совпал с активацией всех сенсоров – мы вынырнули в мир с нормальной полевой структурой. Ожила электроника, напряжение электромагнитных полей вернулось в центральный пульт и в наши корпуса. Я упал в кресло, бесполезные рычаги ручного управления еще почти клик находились передо мной, после чего медленно трансформировались, утопая в недрах оборудования.

За моей спиной раздался взрыв ликования. Кто-то обнял меня за плечи, потом и вовсе навалилась тяжесть теплых живых корпусов. Сталкивающиеся между собой сегменты высекали искры. Субординация летела в юникронову бездну, меня трогали за антенны, обнимали за шею. На экране перед нашим взором простирался бесконечный свободный космос. Пространство было подернуто дымкой неизвестных туманностей, на фоне которых полосой ложилась мелкая россыпь звезд – заманчивая дорога в новую жизнь…

– Координаты…

Я не узнал собственного голоса, напряжение подавалось на пластины вокалайзера в полном объеме, но голос был дребезжащий и слабый. Персептор активировал навигатор, транслируя новые координаты сначала по общей сети, потом интерактивно и, наконец, дублируя голосом, радостно возвещая наше освобождение. Нашу победу…

– Мы находимся в третьем рукаве Галактики. Сектор K-324. Ближайшие системы…

Отчет Персептора породил новую волну восторгов. Я встал, стараясь не показывать своего состояния, параллельно запуская протоколы самодиагностики – ничего особенного. Почему же тогда слабость продолжает нарастать, хотя все системы работают на полную мощность?

– Мы победили, Оптимус! Ты победил!

Персептор отсоединял коммуникативную сеть, принимая свой прежний облик. Но в трансформации связей, спаявших наш экипаж в плотный клубок, что-то шло не по плану.

– Бластер! – Несколько обеспокоенных голосов слились в унисон.

Коммуникативные блоки Бластера не трансформировались, из обсервационного зала свисали безжизненные пучки кабелей. Мы бросились в обсерваторию, Ретчет поднялся первый, отыскивая главный модуль Бластера с лицевой пластиной и камерой Искры. Он вынес его на манипуляторах, соединительные системы волочились следом. Лицо связиста было неподвижно, окуляры погасли, но через стыковочные щели камеры едва теплился мягкий пульсирующий голубоватый свет – Бластер находился в глубоком стазисе.

– Его нужно срочно доставить в ремонтный блок!

На помощь Ретчету поспешили другие, чтобы помочь ему трансформировать сложный полифункционал вручную. Следовало отдать несколько распоряжений:

– Ретчет и Персептор – в ремонтный блок. Уилджек – сформировать бригаду для выхода в открытый космос. Вам следует исследовать броню Арка, посмотреть, насколько она оплавилась при прохождении через аккреционные массы. Офицерам Проулу и Джаззу – контролировать группу Уилджека, выполнить навигационную разведку, собрать информацию о ближайших системах. Пилотами назначаю Бамблби и Сайдсвайпа – они остаются в рубке. Остальным автоботам – занять места соответственно их специализации. Айронхайд… Ты идешь со мной.

Мы направились в ремонтный блок, где на платформе уже лежал Бластер. Подключение систем диагностики шло в экстренном режиме, но результаты нас обнадежили. Стазис красно-желтого автобота был обусловлен полной выработкой энергетического ресурса. Почему это произошло именно с ним, следовало еще выявить, тем более что остальные, включая Персептора, на которого выпал чудовищный объем вычислительной нагрузки, чувствовали себя удовлетворительно. Что же касается меня…

Следовало как можно быстрее отыскать Матрицу. Она – единственное, что меня спасет! Голос моего внутреннего собеседника умолк, но я продолжал ощущать его присутствие, обостряющее интуицию, и чувствовал, что найду помощь лишь в недрах Телетраана. Обернувшись, я поймал направленный на меня фокус линз Айронхайда.

– Мне потребуется сопровождение в компьютерный цех.

– Есть, командир! – он отсалютовал, следуя протоколу.

– Это не приказ, Айрон, – устало ответил я, приближаясь к нему. Сервоприводы предательски ослабли, я оперся о его плечо, перехватив полный удивления взгляд голубых окуляров. – Это просьба…

Мы вышли из ремонтного блока.

– Что происходит, Прайм? – он обеспокоенно обхватил мой корпус, чувствуя, как я наваливаюсь на него все больше и больше. – Ты уверен, что тебе не на ремонтную платформу?

– Уверен. То, что мне необходимо находится не здесь. – я двинулся к лифтам. – Нам нужен Телетраан.

– Опять твои тайны.

– Все тайны скоро раскроются, Айрон, обещаю.

Компьютерный цех Арка встретил нас торжественным мерцанием сотен тысяч огней. Здесь по-прежнему было тихо и мирно, словно корабль совсем недавно не пронесся через губительный астрошторм, а сам искин без электромагнитной подпитки не побывал в вынужденном офф-лайне. Я замешкался, оглядываясь по сторонам. Меня окружали тысячи разнообразных блоков, они все казались одинаковыми. С каждым кликом смертельная усталость, сковывающая мои системы, становилась все сильнее.

– Что мы здесь ищем? – наконец спросил Айронхайд.

– Мою жизнь. Я оставил ее в залог нашего спасения.

Полноценно пошутить не удалось, мой голос стал еще более глухим. Айронхайд, ни слова не говоря, перехватил мой манипулятор, закидывая себе через плечо.

– Ты же не был ранен!

– Я знаю…

Должно было снова произойти чудо, и оно не заставило себя долго ждать – блок, находящийся напротив нас, начал трансформироваться. Не заметить это было невозможно. Я бросился вперед, увлекая за собой Айронхайда, протянул свою ладонь к панели. Пальцы предательски дрожали. Матрица выплыла из недр, словно выкристаллизовалась из граней оборудования. Я мысленно позвал ее, и она пришла. Задумываться о законах вероятности было глупо. Скорее всего, они действуют так же как и… вера, обозначая новый уровень бесконечного живого знания. Ведь один шанс из миллиона не выпадает по специальному коду слепой рандомизации.

Схватив артефакт, я сжал его в пальцах. Синий свет над гигантским мейнфреймом погас. Я же тотчас почувствовал прилив сил, освобождаясь от поддержки своего сопровождающего. Медленно раскрыв створки, я вставил Матрицу в ложемент грудного модуля. Мне показалось, что мир тут же расцвел, обрел объем и звук, силы хлынули в корпус. Внутренние системы вновь заработали слаженно, тонкие настройки электроники восстановились, и краски заиграли на моей броне. Айронхайд смотрел на меня с нотками суеверного ужаса.

– Так ты все это время был без нее?!

– И заметь, за все это время я никого не убил, не разорвал на части.

Теперь шутить было легче, голос вернулся.

– Проклятье, Прайм! Ты же рисковал! – Айронхайд внезапно обнял меня. Его лицевая пластина несла на себе отпечаток смятения. – Я не знал, что ты…

– Я – это я, Айрон. И всегда им был, – я обнял его в ответ. – Чудовища внутри меня никогда не существовало. Сигма не выпустил бы в наш мир еще одного монстра – ведь ты знаешь принцип его работы: поддерживать равновесие!

– Как бы для того, чтобы уравновесить уже имеющееся зло, Сигма не впустил сюда еще большее... – Айронхайд с ужасом смотрел на броню моих наручей: она наливалась насыщенным красным. – Ты восстанавливаешь цвет… – Его это пугало. Меня – тоже, но по другой причине.

– Это не действие кластера, это что-то другое, не имеющее отношения к твоему дурацкому суеверию о падшем Прайме. Поверь, в этой Вселенной не осталось ни одного Немезиса – ни корабля, ни обычного кибертронца, кто может носить второе имя Юникрона.

– Обычного ли? – недоверчиво процедил сквозь дентопластины мой зам, он все еще колебался. – Твои цвета потемнели еще во время погони. Я наблюдал за тобой, Оптимус. Все сходится – без артефакта кластер овладевает тобой, превращает в оружие Юникрона с черно-фиолетовой…

– Глупости! – решительно, но спокойно оборвал его я. – Кластер не связан с Падшим, и его присутствие во мне не вскрыло никаких бездн. Это просто расширенный набор возможностей и степеней свободы, не более того. Кроме того, как ты думаешь, кто помог нам пройти через эту звездную плавильню? Неужели Падший повелевает законами мироздания и ведет этот корабль, чтобы спасти всех нас? А если так – то настолько ли он Падший? Нет, дело не в моем кластере. Никто, никакое зло, о котором ты так печешься, не завладевало моей Искрой ни на клик… Вот только что так быстро выкачивало из нее жизнь, что даже смог потемнеть активный цветовой код брони?

Самую последнюю фразу я вслух не произнес. И, прижав манипулятор к груди, я чувствовал, что в глубине Искры знаю ответ и на этот вопрос, но на его принятие придется потратить еще не один астроцикл.

– Командир…

Во взгляде Айронхайда вдруг засветилась преданность, остро подпитываемая чувством вины. Он рухнул на одно колено.

– Ты прав! Я не верил так, как ты. И я непростительно подвергал сомнению веру других. Прости меня, и... позволь принести тебе присягу!

– Не нужно. Ты присягал мне однажды.

– Я хочу это сделать заново. Что было, то прошло. Сегодня я настолько простился с жизнью – считай, что умер. Но все изменилось. И в этом новом своем активе я… Я клянусь защищать тебя, Оптимус Прайм! Быть твоей надежной опорой, твоим верным солдатом…

Я практически с силой поднял его.

– Не нужно присяг, Айрон, просто будь мне другом!

– Обещаю!

Я снова коротко обнял его. Могучего, высокого, почти такого же тяжелого, как и я сам. Мне было понятно его неверие. Отчасти я сам был во всем виноват.

– И еще, чтобы ты не списывал никакие мои якобы сверхспособности на злокозненный кластер, знай – не я своей гениальностью открыл портал. Мне помогли.

Я рассказал ему все что случилось с того мгновения, как я соединил Матрицу с мейнфреймом Телетраана. Айронхайд смотрел на меня совершенно оторопелым взором.

– А сейчас ты говоришь с ним?

– Нет. Но я уверен – он следит за всеми нами.

– Корабль?

– Возможно некто более могущественный, находящийся в ином измерении. Именно благодаря Матрице он отыскал нас. Так что нам помогало нечто, о чем мы не имеем понятия – и это далеко не Падший Создатель.

– Тогда это… другой… – Айронхайд охнул, зажимая себе рот манипулятором, и я жестом попросил его оставить все догадки в тайне до поры до времени.

– Тайн слишком много, мой друг, – улыбнулся я. – Будем раскрывать их постепенно, чтобы не повредить предохранители эмоционального блока.

Словно в подтверждение моих слов пришел отчет от Уилджека. Мы с заместителем переглянулись. Данные, которые были сообщены, требовали немедленного собрания офицеров.

– Собираемся в ремонтном блоке, – оповестил я всех, – Персептор и Ретчет должны присутствовать.

К нашему возвращению все системы Бластера работали в слаженном режиме. Ретчет настроил платформу на максимальный заряд, но связист еще не пришел он-лайн. К нам присоединились Джазз и Проул. Мы обступили безжизненный корпус со всех сторон. Ретчет выразительно посмотрел на интенсивность цвета моей брони и покачал головой. Я видел в окулярах медика невысказанный вопрос и знал, что потом, когда решатся другие, более прозаические проблемы, нам предстоит долгая беседа.

Уилджек не просто доложил обстановку – представил видеоряд, из которого было быстро смоделировано трехмерное изображение корпуса нашего корабля. Мы ошеломленно молчали, изучая открывшуюся нашему взору картину. Обшивка из желтого металла полностью оплавилась и даже кое-где была сорвана прочь. Под ней обнаружился изначальный корпус звездолета, имевший совершенно иную форму. Арк изменился до неузнаваемости, став более изящным, даже хищным. Его корпус имел ослепительно белый цвет и был покрыт голубыми полосами.

– Такое впечатление, что это другая броня, другой корабль, Оптимус. – Проул сдвинул надбровные щитки. – Возможно, Сенат и не подозревал о подобном, когда собирался покидать на нем планету.

– Кто-то намеренно скрыл истинную форму корабля.

– Как и его предназначение.

– Зачем?

– Не зачем, а от кого?

– Напомню, что эпизод с возникновением защитного поля требует тщательного изучения. – Уилджек озвучил один из вопросов, на который пока не было ответа. – И, вероятнее всего, он связан с возможностями нового корпуса Арка.

– Также непонятно, как наш корабль сумел пройти портал. – усмехнулся Джазз. – Мы все сканировали его перед стартом – следов присутствия живой Искры внутри Арка обнаружено не было.

– Ее нет и сейчас – Арк, это просто трансгалактический крейсер, – ответил я. – Портал был открыт благодаря Матрице, которая придала кораблю свойства живого начала. По сути, наш звездолет спасли мы сами, объединенные в общую сеть и связанные артефактом.

Я вкратце рассказал о том, что во время прыжка Матрица находилась вне моего корпуса, но фактически управляла кораблем. Это породило замешательство. Каждый выдвигал свои версии взаимодействия артефакта с неживым оборудованием. Айронхайд благоразумно молчал, за что я был ему премного благодарен. А еще я знал – обсуждение данного явления будет на повестке будущих многочисленных собраний, на которых мне придется поделиться своими секретами и домыслами. Сейчас же требовалось подвести итоги. Я вернулся к главному:

– Итак, автоботы, мы сумели пройти пространственно-временной рубеж и остались в живых. Мегатрона же подвела собственная гордыня и самоуверенность. Мы все видели, что наш преследователь пропал в неравной борьбе с тяготением…

Я говорил, словно чеканил факты. Уверенно. Бодро. Но слова давались не просто, за время недолгой войны я почти сроднился со своей миссией – противостоять десептиконам. И вот, все кончилось, мой главный соперник повержен. Прошлое отпускало меня, будущее ждало впереди. Непростое, нелегкое, туманное, но все же будущее. Без изнуряющей войны на выживание, без смертельной погони…

– … Теперь же нам будет гораздо легче вернуться на Кибертрон, друзья, и отвоевать его – продолжал я. – Сейчас мы единственные, кто владеет уникальной информацией, могущей возродить наш дом, и нам надлежит быть максимально осторожными. Другой наш враг – квинтэссоны и их покровитель, не дремлет. Поэтому, несмотря на то, что десептиконский флагман погиб, впереди у нас долгий и опасный путь.

Мою речь встретили радостно, избавление от страшной участи дало всем заряд бодрости и готовность к новым свершениям. Я почти разделял с коллективом эту эйфорию победы. Но тут внезапно, Персептор, подозрительно молчавший все это время, попросил слова.

– Коллеги, – он начал издалека, задумчиво подняв лицевую пластину к куполу ремонтного отсека с яркими лампами, – наше падение в гравитационный колодец породило массу уникальных возможностей для исследования парадоксов этого мира. И, отчасти, я даже рад предоставлению самой природой столь дивной и масштабной лаборатории. Подчеркну, ученый во мне несказанно рад, в то время как автобот, связанный клятвой противостояния злу и его носителям – десептиконам, негодует.

– Ты к чему это, Перси? – Джазз с подозрением наклонил голову.

– Как вы знаете, наша скорость во время движения через систему сталкивающихся звезд приближалась к пятидесяти процентам от скорости света. – невозмутимо продолжал ученый. – К тому же сложилась сложная гравитационная обстановка, как и скорость, способствующая искажению пространства-времени.

– Да не тяни уже! – нетерпеливо одернул его Айронхайд, почувствовавший нечто недоброе.

– Друзья! – лицевая пластина Персептора из задумчивой стала почти радостной, вводя нас в еще большее заблуждение. – Я почти уверен, что мы столкнулись с неизвестным науке оптическим парадоксом, который перечеркивает все наши планы относительно благополучного разрешения военного конфликта на нашей планете.

Предчувствие толкнуло меня в грудь, на мгновение дав сбой в системе вентиляции. Я внутренне замер перед открывшейся бездной новых фактов, но досады, почему-то не испытал. Испытал нечто... иное, в чем ни за что бы не хотел себе признаться.

Персептор обернулся к нам и, разведя манипуляторами, провозгласил:

– Немезис может остаться совершенно невредимым. И, если у Мегатрона были коды открытия портала, – он благополучно прошел в него.

Мы остолбенели. Уловить логику данного заявления было сложно, но Персептор никогда не опирался на необдуманные факты.

– Этого не может быть, мы все видели, как шлаков флагман пропал на всех радарах! – воскликнул Айронхайд.

– Так ведь радары фиксируют все явления без поправок на искажения пространства-времени! Проще говоря, они работают по стандартным условиям нашего привычного мира. Я произвел логический анализ всей ситуации, исходя из нестандартного положения наблюдателя, то есть нас, находящихся внутри гравитационного колодца, за объектом, удаленным на расстояние не менее одной световой секунды. Расчеты привели меня к неутешительному выводу, что…

– А еще проще нельзя выразиться?!

– Если мало простоты – вот она – все, что видели наши окуляры – иллюзия!

– Я не верю! – Айронхайд несильно стукнул кулаком по платформе, вызвав осуждающий взгляд Ретчета. – Немезису конец! Он шел в кильватере. Сообщение от Бластера поступило… – он на мгновение замолк, производя расчеты, – на одиннадцатой астросекунде после прекращения действия второй волны. После этого у нас было ровно три клика на совершение всех действий по открытию дромоса.

– Я знаю, знаю…

Персептор выглядел почти довольным, чем несказанно раздражал Айронхайда.

– Скажи же ему, Оптимус, ведь это же полный бред! Наш преследователь сгинул в той плавильне!

В линзах моего заместителя полыхало негодование. Он смотрел на меня с надеждой, словно я мог отменить какой-то мудреный парадокс, только что открытый Персептором.

– Законы физики отменить нельзя, Айрон.

– Да помолчи ты, Перси!

Джазз опустил лицевую пластину вниз, сжимая кулаки. На лицевых пластинах Ретчета и Проула скепсис медленно сменялся осознанием.

– Парадокс преследователя! – торжественно изрек Персептор.

– Что? – хором воскликнули мы.

– Нам выпала честь столкнуться с уникальным явлением искажения течения времени, которое можно было наблюдать лишь в условиях экстремальной гравитации. Приближаясь к горизонту событий формирующейся черной дыры, мы видели будущее вселенной. Бластер информировал нас об участившихся вспышках сверхновых на дальних рубежах космоса. Дистанция же между нашими кораблями позволяла увидеть будущее и в малом промежутке.

– Да шарка ржавого им всем в резервный порт! Да провалиться в антиматрицу этим десептиконским оплавкам, Юникрон их дери! – реакция Айронхайда была бурной.

– Парадокс заключается в том, что при приближении к горизонту событий будущее обгоняет настоящее, следовательно – преследователь обгоняет преследуемого. И, согласно ему, наш враг остался невредим.

До всех окончательно дошла логика рассуждений Персептора. Получается, что мы видели… будущее Немезиса. В искаженном гравитацией мире, где пространство и время менялись ролями, мы видели то, что уже случилось.

– Это спорный момент, их корабль мог разрушиться в дромосе!

– Не важно, даже если сотня бездомных десептиконов, потерявших свой флагман, болтается сейчас в неизвестной точке пространства, парадокс это не отменяет!

– Проклятье! – Айронхайд снова ударил кулаком по платформе, вызвав помехи в работе оборудования.

– Но ведь это только оптический парадокс, – Уилджек был готов оспаривать теорию, – наблюдаемый в диапазоне фотонного излучения, которое могло быть обработано нашими датчиками. А много ли возможностей для обработки у нас оставалось в том хаосе!

– Исчезновение Немезиса видели все.

– Но не факт, что он прошел…

– Он мог пройти!

– Он прошел портал...

Слабый голос заставил нас всех подпрыгнуть на месте. Бластер вернулся он-лайн. Мы разом вздрогнули и тут же склонились над платформой, напряженно вглядываясь в лицевую пластину связиста. Его линзы были ясными, слабая улыбка блуждала на губах.

– Немезис прошел… Я видел, как это происходило.

– Видел?!

И тут прояснилась причина плачевного состояния красно-желтого автобота.

– Наш звездолет имел тахионый темпорально-пространственный детектор. Мы настолько близко подошли к зоне формирующейся сингулярности, что время и пространство перемешались. Все что в отдалении – стало будущим разной степени глубины. Я же хотел увидеть реальные события в каждой точке пространства. И я подключился к нему…

– Ты съехал с процессора! Энергообеспечение тахионного оборудования требует мощности целого крейсера, ты рисковал пережечь все свои цепи! – негодовал Ретчет.

– Как видишь, я оказался гораздо устойчивее. – Бластер гордо засмеялся. – Правда, резерва моих сил хватило всего на полклика. Но зато я узнал истину – Немезис шел в нашем кильватере до самого конца. Темпоральный детектор сообщал о его направлении движения в наиближайшем будущем отдельными пакетами, которые были похожи на фотонные отпечатки объекта при наблюдении на интерферометре с малым заполнением апертуры. Эти информационные пакеты я принимал в форме дискретной последовательности и по ним понял – Немезис не сошел со своей траектории и вполне мог прыгнуть в портал вслед за нами. У него оставалось время.

– Шлаковы умники! Сыплют терминами, ни шарка не понятно! Сказали бы проще – готовьтесь к войне! Снова! – послышалась серия щелчков – Айронхайд активировал встроенное оружие.

Я успокаивающе положил манипулятор на его предплечье.

– Координаты точек наших выбросов разнесены на многие сотни парсеков, Айрон. Даже если Мегатрон каким-то чудом знал коды активации дромоса – вероятность совпадения координат ничтожна.

– Мы должны быть готовы ко всему!

– Согласен.

Я выпрямился, скрестив манипуляторы на груди, медленно обвел взглядом решительные лица своих офицеров. Разочарование и досада светились на них, а так же готовность к любому повороту событий. Но я был горд за свой экипаж, не потерявший присутствия духа в сложнейшей обстановке. Сейчас же нам предстояли многие испытания, масса работы, которую необходимо было выполнить немедленно: прокладка курса к ближайшей системе, поиск планеты, на орбите которой можно будет надежно укрыться, изучение тех массивов данных, которые мы забрали с Кибертрона, да и собственного корабля в придачу. Я знал, что на мои плечи снова ляжет дешифровка Базы Сигма – мне надлежало пройти путь Ориона Пакса во второй раз. Когда-нибудь мы вернемся на родную планету, привезя с собой утерянные технологии и вернем надежду – я горячо в это верил. Когда-нибудь мы станем неуязвимы для внешних и внутренних врагов. И даже не важно – цел ли Немезис, жив ли его экипаж. Важно другое – мы продолжим бороться за лучшее будущее для каждого, обходя все ловушки хищников мира сего...

В тот день я произнес много речей. Нашел слова для каждого, кто нуждался в успокоении или ободрении. Подвел итоги, определил приоритеты, выстроил стратегические и тактические планы. Я напряженно работал еще несколько циклов, и не менее напряженно бежал от столкновения с самим собой. Но потом желание расставить все по местам окончательно настигло меня и заставило уединиться. Широкий иллюминатор личного отека стал моим единственным судьей, знающим правду и только правду. Именно тут, глядя в бездонный космос с незнакомыми очертаниями созвездий, я признался себе, что испытал странное облегчение от факта, что десептиконский флагман остался невредим.

Следовало признать – я не хотел для Мегатрона такой участи. Не то чтобы я не хотел победить своего врага или даже уничтожить. Нет. Мегатрон принес в мою жизнь столько зла, что нуждался в расплате. Но не подобным образом… Мне было сложно понять глубинные чувства собственной Искры. Скорее всего, мне хотелось, чтобы мой враг не обрывал свою жизнь вот так нелепо, увлекшись погоней, ничего, в итоге, не усвоив, не поняв. Я желал другого – увидеть его катарсис, его надлом. Не внешний, внутренний. Его поражение. Гордыня ли во мне говорила, или глупый идеализм. Возможно, я был наивен, и такого, как Мегатрон, можно было остановить лишь прямым выстрелом в камеру Искры, как бешенного шарка – странное, но очень меткое сравнение пришло мне в процессор. Но так ли примитивен мой враг? Мне захотелось вернуться к воспоминаниям о последних днях перед войной. О том, каким я успел его узнать, прежде чем жестоко разочароваться. Вернуться к тем дням… Я резко, почти грубо, оборвал свою попытку. Нет. Это было еще слишком больно…

Космос успокаивающе мерцал мириадами разноцветных точек, таинственно манил меня гигантскими клубами пылевых туманностей, подсвеченных изнутри. Космос звал меня в новую жизнь за новыми открытиями и свершениями. Возможно, я еще слишком глуп, чтобы по-настоящему оценить все, что случилось в прошлом. Возможно, я не понимаю всей картины расстановки добра и зла при произошедшем переделе мира. Тогда пусть сейчас судьба вновь расставит нас по своим местам. Я доверюсь ей, как еще совсем недавно доверился таинственному голосу, выведшему нас из западни.

Огромный пустынный мир смотрел на меня. Более чистый мир. Забывший нас, и все зло, которое мы принесли с собой. Не помнящий ни жестоких сражений, ни жертв. Схоронивший и давно оплакавший своих мертвых.

Новый мир для старых врагов, Мегатрон… Каким он будет?