В космопорте было людно. Внизу беспрестанно сновали самые разнообразные альт-формы: от мелких дата-стиков, количество которых было не так давно увеличено по приказу Совета, до огромных луноходов, корпуса которых были идеально приспособлены для работы в суровых условиях кибертронских спутников. Выше них были лишь широкоплечие охранники — представители элитной гвардии, чья функция заключалась в контроле за соблюдением пассажирами всех пунктов Устава — списка норм и правил, установленных партией функционистов многие миллионы лет назад. Поток пассажиров казался неупорядоченным только на первый взгляд: все они двигались по четко выстроенной и веками отлаженной системе, точности работы которой позавидовал бы любой часовщик. Сияющими белыми линиями поверхность космопорта была разделена на множество дорожек, по которым каждый из пешеходов направлялся к своей цели. По некоторым за минуту успевали пройти целые толпы, движение на других было чуть менее оживленным, по третьим не спеша прогуливались меньше десятка трансформеров. Зоны эти не были отделены друг от друга ничем, кроме слоя люминисцентной краски — но с самого момента прихода в онлайн каждый знал, что любая попытка пересечь их непременно влечет за собой наказание. Чем ближе к центру, тем ближе к вершине — границы эти, как и общественный строй, созданный согласно функционистским доктринам, стали стенами, разделившими всех кибертронцев на низших, средних и высших. Полезную для общества функцию, как и принадлежность к тому или иному классу, определяет исключительно альт-мод, полученный при создании. Смена его, как и класса, невозможна — а рискнувших переступить черту на той стороне поджидал патруль из гвардейцев. Космопорт принадлежал к числу территорий общего пользования, доступных для посещения всем трем слоям населения — однако по этой же причине на его территории действовали дополнительные ограничения, строго запрещавшие передвижение в трансформе.

Только с высоты можно было оценить истинный масштаб крупнейшего транспортного узла планеты. Огромная круглая площадь, покрытая сверкающим прозрачным куполом, сквозь который свободно проходил свет далеких звезд. Раньше в это время над головой можно было увидеть последний кибертронский спутник, но с недавних пор и он исчез с небосвода. Чем ближе к центру, тем чище становились стены — на территории высших классов они словно отливали золотом — но на всем протяжении одинаково пестрели инфоэкранами с неизменным сообщением о лучшем дне твоей жизни, спонсированным Советом функционистов. Голографический щит укрывал космопорт вовсе не от нападения захватчиков: его главной функцией было защищать пассажиров от звуковых перегрузок, отделяя взлетно-посадочные полосы от пешеходной зоны. За прозрачным экраном беззвучно садились и взлетали сотни космолетов, от легких межгородских шаттлов до тяжелых торговых судов Галактического Альянса и Консорции, а гул толпы почти не достигал открытой террасы на последнем ярусе одного из небоскребов в самом центре круга. В центре столицы, почти что в самом сердце Кибертрона — на вершине мира, как они часто называли это место. Словно на крыше Медицинской Академии, где они часто проводили время после занятий. Волею Совета им обоим суждено было стать медиками, а значит, получить в распоряжение жизнь, полную привилегий. Но чем выше они поднимались, тем чаще приходилось говорить шепотом, а некоторые вещи стало опасно произносить вслух — но о том, что сказанное попадет в чужие руки, можно было не опасаться. Сейчас, как и тогда, звезды были их укрытием, но с тех пор многое изменилось... Одних звезд стало не хватать.

— Одну порцию сверхзаряженного! — крикнул Рэтчет проезжавшему мимо официанту.

Тот затормозил и плавно завернул к столику на вмонтированных в ступни колесах. Небольшой рост, стройный корпус, монохромная отделка, даже воротник, чем-то напоминавший бантик — каждая деталь идеально приспособлена для выполнения необходимой функции.

— Одна порция сверхзаряженного, — бот отметил заказ на маленьком черном датападе. — Что-нибудь еще?

Рэтчет поймал на себе недовольный взгляд.

— Две. Две порции сверхзаряженного... Без трубочек.

Официант внес правки стилусом и, кивнув, удалился.

Они с Фармой заходили в этот бар достаточно часто. Пускай медики и не находились на самой вершине иерархической лестницы из-за особенностей профессии, предполагавшей работу со всеми без исключения классами, они, безусловно, принадлежали к высшему сословию — и соответственно схеме классовой пирамиды, вершину которой занимал Совет Двенадцати, численность их в любые времена была не слишком высокой. За хорошо выполненную работу платили соответственно — достаточно, чтобы время от времени позволить себе стакан качественного топлива в условиях жесткого энергетического кризиса, миллионы лет назад охватившего всю планету.

— Ваш заказ, — официант подкатил к их месту и снял с подноса два высоких стакана искрящегося золотистого напитка, так мало похожего на тусклое, в несколько раз разведенное розоватое нечто, на котором день за днем приходилось перебиваться большинству низших классов.

Рэтчет молча положил на поднос кредитку, и колесный бот направился назад к барной стойке.

— Сегодня плачу я.

— Однако, — хмыкнул Фарма, тем не менее, тут же принявшись за свою порцию. — Теперь я точно знаю, что сегодня ты вытащил меня не просто на посиделки.

Официант вернулся с карточкой и, вежливо пожелав приятно провести время, удалился, оставив медиков наедине за двойным столиком почти у самого самого края террасы.

— Ты абсолютно прав, — Рэтчет одним глотком осушил стакан наполовину, а затем наклонился почти вплотную к Фарме и заговорщеским тоном прошептал: — Есть работенка.

— Пфф. Мы — медики, и у нас всегда есть чем заняться. Тебе снова попался сложный пациент? Если нужна помощь, можешь попросить прямо, не стесняйся. — Фарма попытался отодвинуться от коллеги, который, похоже уже успел подзарядиться высокооктановым топливом еще до начала их встречи.

— Дело не в работе... А в работодателе.

Гул внизу вдруг стал громче: до вершины донеслись отголоски криков, и сразу за ними — звуки выстрелов, больше похожие на приглушенные хлопки. Рэтчет наклонился, выглянув за поручень. Джеты и колесники сбились в небольшие кучки, давая дорогу представителям элитной гвардии: разбившись на отряды по двое или по трое, охранники нагоняли медлительных луноходов, а затем стреляли на поражение — проще говоря, убивали. Каждый представитель охранного класса был специально натренирован, дабы, вне зависимости от альт-мода, выжечь Искру единственным выстрелом. «Плановое упразднение», именно так формально называлась эта узаконенная резня. Странным образом противореча названию, данный метод сокращения численности классов, чья функция стала бесполезной для общества, всегда использовался без предупреждения. Причина этому была на удивление простой: какой смысл заранее знать о собственной гибели, если ее все равно не избежать? Право распоряжаться чужими жизнями во все времена принадлежало исключительно Совету Двенадцати. Как только погасла Искра последнего лунохода, охранники спрятали оружие и, словно ни в чем ни бывало, направились к своим постам. Небольшие скопления, образовавшиеся за эти несколько минут у границ классовых зон, мгновенно рассыпались, разбившись надвое ровно по линиям разграничительных черт. С десяток дата-стиков, сбившись в кучку, начали петь «Гимн бесполезному», но песня их оборвалась, даже не достигнув конца первого куплета: стоило одному из гвардейцев пройти мимо, как группка маленьких трансформеров превратилась в груду серого металла. Массовые упразднения, будучи введенными всего несколько тысяч лет назад, уже успели стать зрелищем настолько обыденным, что большинство высших классов давно перестали обращать на них внимание. Им было нечего бояться — профессии медиков, юристов, охранников и исследователей оставались востребованными во все времена, а численность их строго контролировалась с момента создания. Если кто-либо из медиков погибал или исчезал при невыясненных обстоятельствах, на смену ему быстро присылали нового. Чтобы создать что-то новое, надо непременно уничтожить старое — именно с этих слов начинались все книги на протяжении многих миллионов лет, и теперь этот принцип оказался воплощен в жизнь новым, гораздо более изощренным способом. Как только к посеревшим корпусам начали подтягиваться представители санитарного класса, колесный медик хмыкнул и, скривившись, вновь принялся за напиток.

— Говорят, они повторно используют корпуса, — словно прочитал его мысли Фарма. — Снимают навесную обшивку — всю, до самого эндоскелета — а затем делают из мэйнфрейма новый альт-мод. Добавляют пару необходимых деталей, и вуаля — новый трансформер. Остается только только вставить Искру. Производственные линии уже давно работают вполсилы, дабы экономить драгоценную энергию. Как думаешь, сколько вторсырья сейчас там, внизу?

— Не фантазируй. Отслужившие свой строк отправляются в плавильни, — Рэтчет сделал еще один глоток. Благодаря альт-моду, позволявшему покрывать большие расстояния, Фарма чаще всего работал в реанимации. Они не раз делились друг с другом интересными случаями — но истории Фармы всегда были гораздо более странными и пугающими, и слишком часто не совпадали с общепринятой правдой. Если бы не частая смена дислокации, он давно уже мог бы обосноваться на одном месте и повысить свою квалификацию с ассистента до полноценного хирурга.

— Я ведь не утверждаю, что так и есть на самом деле, — Фарма повел плечами и отпил из стакана. — Просто предположение.

— Совет утверждает, что кредиты, вырученные от продажи Луны-2, пойдут на улучшение жизни низших классов. Они подписали соглашение с Альянсом. Ты не мог пропустить прямой эфир — их встречу транслировали на всех экранах города.

— По-твоему, Галактический Альянс сможет как-то повлиять на правительство? Первый спутник продали Консорции, а кредиты так само отдали в распоряжение Совету. И что мы имеем? Массовые упразднения. Вот уж не знаю, какие улучшения они придумают в этот раз.

Снизу снова послышались крики. Опять упразднение? Нет, к счастью, в этот раз источником шума оказались бунтовщики. Протестующие, в подавляющем большинстве представители низших классов: «бесполезные», как их называли, не в последнюю очередь благодаря их собственному девизу. Осколки крупнейшего антиправительственного движения, которое распалось два миллиона лет назад, стоило властям упрятать их лидера за решетку. Целью бесполезных было разрушить систему, построенную исключительно на альт-модах, добившись всеобщего равенства — но единственным, чего успешно удавалось достичь большинству, была деактивация. Вполне возможно, что настоящей причиной недавнего соглашения с Альянсом была попытка усмирить протестующих, накормив ложными обещаниями, но верить в это крайне не хотелось.

— С чего ты взял, что именно сейчас что-то должно измениться? — продолжил Фарма.

— Потому что сейчас у нас с тобой есть шанс в этом поучаствовать.

Фарма удивленно мигнул оптикой. Рэтчет залпом допил энергон и отставил пустой стакан в сторону.

— Ты... Сейчас сейчас случайно не о той самой работе? — джетформер прищурился.

Колесный медик кивнул. Включилась вентиляция, охлаждая топливные системы, успевшие пустить в ход концентрированное горючее.

— Мне поступило предложение от функционистов.

— Шутишь? — оптика Фармы расширилась. — Хочешь сказать, из локального представительства партии?

— Прямиком из Совета.

— Однако, — крылатый медик чуть присвистнул от удивления. — Вот уж не думал, что первым такое сообщат тебе. Мой альтмод престижнее, а значит, мой приоритет доступа к информации выше.

— Брось, Фарма, — Рэтчет скривился. — Мы уже обсуждали это. Привилегии по альт-моду среди высших классов отменили десять тысяч лет назад. Чтобы стать хорошим медиком, нужны профессиональные навык, и ничего более — а с этим, насколько я знаю, у тебя не было проблем еще со времен Академии.

Фарма сделал паузу, а затем, чуть наклонившись, сложил руки под подбородком.

— Каковы условия?

— Им нужны двое. Квалифицированные медики с лицензией не ниже А-2. Нас обеспечат топливом и жильем.

— И что от нас требуется?

— Не знаю. Это секретная информация.

— Не узнаем, пока не согласимся, значит. — хмыкнул джетформер. — Забавно. Сколько?

— Поверь, с оплатой дело не заржавеет. Это же правительство.

— Есть возможность отказаться?

— Думаю, нет. Похоже, мы с тобой единственные кандидаты на весь Иякон. Но, если постараться, думаю, можно устроить.

— «Если постараться», — передразнил Фарма. — Как ты мог подумать, что я откажу в помощи своему лучшему другу? Только скажи для начала, как тебе удалось подобраться так близко к правящей верхушке?

Рэтчет потер подбородок.

— Можно сказать, в последнее время судьба была ко мне благосклонна.

— Судьба, а как же, — фыркнул джетформер. Ты бы еще сказал «предназначение». До сих пор пытаешься стать главой медслужбы?

— Не говори глупостей, — медик подавил смешок и развел руками. Фарма никогда не лез за словом в сабспейс, а под действием высокооктанового топлива его слова его становились еще более опрометчивыми. — Глава медслужбы — Девятый консул, а я лишь делаю то, для чего был создан. Так что ты думаешь об этом предложении? В любом случае, я не смогу приступить к работе без твоего согласия.

«Без твоей поддержки» — добавил Рэтчет про себя. Обычно правительство держало свою деятельность в строжайшем секрете, и о том, что творилось за стенами закрытых государственных клиник, то и дело расползались весьма странные слухи. Топить свои сомнения в энергоне — опасная привычка, особенно для медика. За такое могли как минимум дать догану, максимум — лишить лицензии на неопределенный строк. Фарма работал во многих городах, в условиях, весьма далеких от столичных — кому, как не ему, знать, чего стоит ожидать на самом деле?

— Тц. Я готов даже Искры менять, лишь бы за это хорошо платили. Почему это я должен быть против?

Рэтчет вздохнул с облегчением. Несмотря на всю своенравность, Фарма всегда был тем, на кого можно было положиться в любой ситуации.

— Отлично. Отметим?

— Подожди, — Фарма остановил Рэтчета, собравшегося было подозвать официанта. — Сегодня я угощаю.

***

— С меня достаточно!

— Рэтчет, прошу, успокойся-

— Это уже пятый за сегодня!

— Пф. И это я слышу от того, кто еще в Академии мог провести десять операций за день, и глазом не моргнув? Прекрати.

Фарма ответил, не отрывая взгляда от операционного стола. Вскрывая тончайшие стыки брони, одну за другой рассекая мягкие резиновые муфты, встроенный скальпель шаг за шагом подбирался к миниатюрным нервным окончаниям. Со стороны могло показаться, что Фарма находил какое-то странное удовольствие в том, чтобы, тщательно выделив чувствительную систему запястья, единственным точным движение отсечь лишнее, оставив на входе только двигательные волокна от указательного и большого пальцев. Однако, скорее всего, дело было в практическом интересе к точной работе, приобретенном еще в Академии, и словно усиливавшийся с каждым годом их совместной практики.

— Фарма, ты никогда не задумывался над тем, что мы делаем?

— Ты имеешь ввиду то, чем мы занимаемся уже двадцать лет? — Фарма спрятал скальпель и, взяв с предметного столика лезвие, пересек зажатые энергопроводы. Вторым лезвием он разрезал металлический остов и, осмотрев отрезанную кисть, отложил ее в сторону. Оставшаяся часть работы не представляла особой сложности — перенастроить вводы и выводы согласно двупалой конфигурации, установить кожух и проверить отзывчивость, направив на каждый коготь пакет стандартных команд. Как любой джетформер, Фарма имел ускоренную обработку видеосигнала, и это позволяло ему проводить хирургические вмешательства с просто-таки феноменальной быстротой. — Что тут такого?

— Это ты должен был сказать мне, что тут такого!

— Откуда я мог знать? — пожав плечами, Фарма отложил инструменты и сверился с внутренним хронометром.— Если будешь много думать, не успеешь закончить вовремя. К нам вполне могут направить еще одного пациента.

— Да, но... Слушай, — Рэтчет негромко провентилировал и потер переносицу. — Я всегда считал, что наша обязанность — чинить, а не калечить.

— Калечить? Брось, — Фарма распрямился и осмотрел результат проделанной работы. Клешни исправно выполняли все необходимые команды. Подняв с платформы оставшуюся от запястья основу, джетформер опустил ее в лоток с инвентарным номером, рядом с которым через косую черту была приписана цифра 5. — Мы просто делаем то, за что дают кредиты. Работаем на благо общества, или как там тебе говорили?

На благо общества. Именно так ему обещали. Тогда он заведовал крупнейшим Ияконским госпиталем, а Фарма только-только перевелся из Каона, и предложение, обещавшее высокий и стабильный доход, казалось весьма заманчивым. Можно сказать, он согласился на это во многом ради Фармы — в надежде, что его мастерство одного из лучших выпускников Академии наконец-то окажется достоянием широкой общественности. Их обеспечили собственным жильем и выдали обновленные пропуска — уже после того, как они заверили все необходимые документы, включавшие, помимо стандартных протоколов, расписку о неразглашении увиденного. Снаружи нельзя было сказать, что небольшое одноэтажное здание на окраине города числилось на счету медицинской службы: ни вывески, ни составного креста. Интеллектуал, с которым он встречался, белосноежный протонный микроскоп, появился только в первый день, указав дорогу к операционной, а затем бесследно исчез. Все верно: функция интеллигенции — быть советниками самим консулам, а работа медиков состоит в другом. Довольно монотонная, но в целом несложная для специалиста его уровня, как и сказал Кварк — вот только забыл уточнить, что одна из основ существующего общественного строя — эмпурата.

— Вот уже двадцать лет, как мы с тобой разрушаем чужие жизни, Фарма.

— Разрушаем? Ты странно подбираешь слова, — Фарма обошел изголовье, где стоял Рэтчет, и направился к противоположной стороне платформы. — Мы наказываем нарушителей закона. Эти мехи сами выбрали свою судьбу, пойдя против воли Совета. Ты сам прекрасно знаешь, что к эмпурата не приговаривают просто так.

— Не приговаривают просто так? Скажи честно, когда ты в последний раз читал сопроводительные документы?

— Сначала каждый раз, но... Пару лет назад мне надоело, — Фарма склонил шлем, выщелкнул скальпель и приступил к работе над второй ладонью. — Их приговор уже не изменить. Да и будь у них альтернатива — мне кажется, лучше провести остаток времени без рук, чем без Искры, верно?

«Без Искры». Странное сочетание слов, которое можно было услышать только от Фармы. Даже будучи врачом, он никогда не спасал жизни. Каждый корпус, попадавший под его руки, был не более, чем набором деталей — совершенным механизмом, изделием невероятной сложности, любое повреждение которого — просто поломка, которую необходимо исправить. Заменить одну деталь на другую — обычная механическая работа. Их мастерству завидовали многие, но в этом плане их с Фармой взгляды коренным образом различались.

— Раз так, советую тебе ознакомиться, — Рэтчет взял датапад со второго предметного столика и протянул Фарме.

— Ладно, — фыркнул Фарма и отложил в сторону инструменты. — Только обещай, что после этого возьмешься за шлем. До конца смены не так много времени, а твоя часть сложнее — не зря ведь работа с мозговым модулем требует более высокой квалификации.

— Читай вслух.

— Решением Верховного Суда, — Фарма оперся на стол и перещелкнул несколько страниц, — приговорен к эмпурата. Подпись Шестого консула. Печать. Дата от сегодняшнего числа. Все как везде.

— Ты начал с конца. Вернись на начало.

— Как скажешь, — Фарма раздраженно повел закрылками и продолжил: — «Постановление Верховного Суда №120005783 от 12.0816.47 по делу №365571695, направленному от главного подразделения округа №15. Данные о подсудимом: транспортный класс, воздушное средство средней грузоподъемности. Лицензия К-6: транспортировка грузов на короткие дистанции, ограниченные права на перевозку пассажиров. Имя: Вирл.», — джетформер перевернул страницу. — «Согласно пунктов Кодекса 4.231, 4.436, 4.512 приговорен к соответствующему наказанию». Все?

— Достаточно, — Рэтчет кивнул. — Что ты знаешь о пункте 4?

— Пункт 4 Общего Устава содержит отсылки ко всем статьям, согласно которым правонарушителя могут приговорить к эмпурата. Зачем эти бесполезные вопросы, Рэтч? Нас ознакомили со всеми подпунктами в первый же день. Скорее приступай к своей части, время не ждет.

— Затем, что в первый день работы в пункте 4 насчитывалось всего 200 подпунктов. Сейчас их количество увеличили до 600, и с каждым пересмотром правительство добавляет все новые и новые. Нарушение обвиняемым скольких подпунктов является достаточным основанием для вынесения приговора?

— Пяти?

— Трех. Пренебрежение функциональными обязанностями, отказ от добровольной сдачи полиции, ведение предпринимательской деятельности без одобрения Седьмого Консула. И из-за таких мелочей этому несчастному суждено провести остаток своих дней без рук и лица? Одумайся, Фарма! Десять лет назад в клинику попадал один пациент в две, три недели, а сейчас мы принимаем по пяти мехов за смену! Я слышал, что количество необходимых пунктов собираются сократить до двух. Представляешь, что будет тогда?

— Рэтчет, хватит-

— Как скоро сама жизнь станет противной обществу? Хотя, постой, она ведь уже стала!

— Эмпурата и массовые упразднения — совершенно разные вещи, и не стоит их сравнивать, — сухо заметил Фарма. — Первое — способ наказания, а второе — крайняя необходимость-

— К черту первое, к черту второе. Я устал, Фарма, и я отказываюсь от этой работы, пока не стало поздно. Можешь продолжать, если тебе так нравится то, что ты делаешь. Не знаю, как ты, а я не подписывался на такое. Приятно было работать с тобой... Может, еще увидимся.

— Рэтчет, стой! — крикнул Фарма вслед, но дверь позади колесного медика уже закрылась. Фарма остался один в ослепительно-белой операционной, у единственной платформы, где, погруженный в стазис и зафиксированный магнитными захватами, лежал его пациент. Фэйсплэйт безымянного меха казался на удивление мирным: даже в таком состоянии можно было различить глубокий янтарный оттенок отключенной оптики. Может, у него когда-то и было имя, друзья, собственное дело, но сейчас... Сейчас от него остался один только корпус. Фарма вызвал из блоков памяти небольшой, тщательно скрытый от сканирующих систем фрагмент данных. Официально утвержденный Сенатом протокол проведения эмпурата. По факту, замена лицевой пластины и оптики была делом Рэтчета, и ему еще ни разу не выпадал шанс провести ее самому. Однако это вовсе не значило, что он не справится, наоборот — за все эти годы наблюдений со стороны он смог открыть для себя много нового. Фарма пододвинул ближе лоток с необходимыми деталями и последний раз сверился с протоколом. Вскрыть шлем, выделить правый зрительный тракт, переконфигурировать оптический канал... С мозговым модулем, правда, следует быть поосторожнее. Наново подсоединить верхний шлюз и установить необходимы фрагменты шлема. Эта оптика больше не зажжется, как и множество тех, что были перед ней. Когти и окуляр — вот судьба тех, кому довелось стать жертвой эмпурата. Просто детали, ничего личного.

Фарме не было жаль.

***

— Так-так. Вот уж кого не ожидал снова увидеть.

— Тц. Я мог бы сказать о тебе то же самое.

Тупым концом стилуса следователь мерно касался гладкой поверхности датапада, словно отстукивая на стеклянном экране некий ритм. Был эта привычка следствием профдеформации или одним из способов запугать очередного провинившегося, он не знал — да и никогда не хотел знать. Но одно он мог сказать наверняка: этот монотонный звук, странным образом подстраивающийся под ход внутреннего хронометра, был одной из тех вещей, с которыми он никогда не желал столкнуться снова.

— Фарма.
— Праул.

Чистый ухоженный кабинет, на полу — ярко-красное ковровое покрытие. Во всяком случае, гораздо опрятнее запущенных и ржавых следственных изоляторов, где проходили их предыдущие встречи.

— Не ожидал тебя здесь увидеть. По крайней мере после перевода из Каона. Снова дебоширишь?

— Работаю, — сухо ответил Фарма.

Шеврон, почти такой же, как у Рэтчета. Если присмотреться, по мелочам наподобие этой можно было легко определить возраст трансформера — производственные линии полностью обновляли дизайн в среднем раз в 200 000 лет. Жаль только, характеры никак не подпадали под данную закономерность.

— Нельзя исполнять чужую работу, не нарушая при этом субординации. Кажется, мы не раз обсуждали это с тобой. Брать на себя ответственность за действия, для которых недостаточно твоей квалификации — прямое нарушение пункта 14-

— Подпункта 17, знаю. Это была необходимость.

— Похоже, твое знание Кодекса по-прежнему соответствует уровню класса. И тем не менее, за все это время ты так и не придумал себе нового оправдания. В подпункте 17 нет ни слова о необходимости, как и во всех остальных, даже с учетом дополнений и правок. Что же привело тебя сюда в этот раз?

Стилус противно тикал, отбивая секунды. Фарма молчал. Он ненавидел Праула — из всех следователей этот был самым придирчивым и, к тому же, будто зацикленным на всем том невероятном количестве пунктов и подпунктов, которыми изобиловал Кодекс. Сложно было сказать, первое или второе помогло обыкновенному детективу добраться до кресла главы полицейской службы Каона, и тем сложнее было представить, как его угораздило перевестись на аналогичный пост в самой столице. Слишком свежи были в памяти воспоминания о всем то аде бюрократических унижений, через который ему довелось пройти, чтобы добиться восстановления лицензии в прошлый раз.

— Почему молчишь? Может, напомнить тебе? — Праул перестал стучать по экрану и включил датапад. Индивидуальное дело, предусмотрительно заведенное государством на каждого, даже на тех, кто никогда не совершал преступлений. Мало у кого оно оставалось пустым, и Фарма уже давно перестал быть исключением.

— Двадцать пять несанкционированных вылетов, из них двенадцать — для оказания помощи внеклассу,— взгляд следователя заскользил по строкам неонового текста, — изгнанникам, к которым запрещено даже приближаться, не то чтобы вести общение — а тем более, на постоянной основе. И это только за время твоей работы в Каоне, а именно, за последние двести лет. Пятьдесят — во время пребывания в Литоне, девятнадцать — в течении практики на Золотых Пиках...

— Хватит! Хочешь ознакомить меня с моей же криминальной историей? Не трать свое драгоценное время. Лучше напомни, во сколько сейчас обходится государству подготовка одного хирурга? Обучение? Практика? Давай, одень на меня наручники и отправь в тюрьму, раз уж я настолько сильно выбиваюсь из твоих представлений о законе. Только вот кто будет вас лечить?

Слишком резко. Был бы здесь Рэтчет, он одернул бы его, заставил извиниться... Вот уж кому всегда удавалось избегать проблем с законом. Но Рэтчета здесь не было. Был только он и надменный выскочка, кресло главного следователя для которого было явно слишком велико.

Слова возымели эффект: Праул оторвал взгляд от экрана и посмотрел на него в упор.

— Осторожнее с выражениями, — следователь нахмурился. Советую тебе вспомнить, где ты сейчас работаешь. И на кого.

— Праул, оставь его в покое. Разве не очевидно — он просто не умеет проигрывать.

Фарма резко обернулся. Незаметно для него в кабинет вошел еще один трансформер. Позади, оперевшись на стену и переплев руки на груди, стоял широкоплечий, но при этом достаточно стройный мех. Фэйсплейт его был скрыт за сплошной маской, но в огоньках желтого визора читалось что-то, похожее на на интерес... Профессиональный интерес.

— Хромдом? — Праул выдохнул, как показалось Фарме, с облегчением. — Ты как всегда вовремя. Будь добр, поговори с ним.

— Хромдом? — медик с недоверием посмотрел в сторону Праула. — Твой новый напарник?

— Скорее, старый знакомый. Я прибегаю к его помощи только в исключительных случаях.

— Скажи, Фарма, почему ты до сих пор смотришь на Рэтчета сверху вниз? Если бы ты сам не создавал себе препятствий, ты бы давно об обогнал этого колесного. Почему же ты до сих пор не набрал высоту?

Вкрадчивый голос прозвучал почти у самых аудиосенсоров, и тонкие светлые пальцы мягко коснулись краев шеврона, словно играя с острыми белыми гранями. Фарма ошатнулся, с силой сбросив навязчивую ладонь: каким-то образом Хромдому удавалось передвигаться почти беззвучно — качество, весьма нехарактерное для наземных альт-форм.

— Откуда... Ты знаешь о Рэтчете?
— Вы с одного конвейера. Судьбы, связанные с самого начала. Партнеры... Соперники. Каждый раз, когда ты шел против закона, пренебрегая своими обязанностями, ты выбирал наиболее сложные случаи, раз за разом утверждая, что другие врачи не справились бы без твоей помощи. Но цель этих испытаний всегда была одной — сделать что-то немыслимое, с чем никто другой бы не справился, только лишь для того, чтобы доказать, что ты лучше... Лучше, чем он.

Скрытый под маской фэйсплэйт не позволял различить эмоций, но в голосе Хромдома не прозвучало ни нотки сомнения. Он не спрашивал и не предполагал. Он констатировал факт.

— Весьма занимательные умозаключения, — Фарма с недоверием прищурился. — И в чем же состоит твоя работа? Заговаривать особо опасных преступников до смерти? Признаюсь, у тебя это неплохо получается.

— Долг каждого — трудиться на благо общества, — вступил в разговор Праул, и Фарма вновь перевел взгляд на него. — Работа Хромдома состоит в том, чтобы доводить это до ведома тех, кто думает иначе, наиболее эффективным способом. Ты врач, Фарма, и тебе наверняка известно о множестве инфекций, способных за считанные секунды превратить даже наиболее совершенный корпус в бесформенную груду ржавчины. Как и любой трансформер, общественный строй также подвержен болезням. И самый опасный вирус, которому под силу разрушить даже его основы — это инакомыслие.

— Слишком абстрактно,— Фарма криво усмехнулся. — Что ты пытаешься мне этим сказать?

— Ты, Фарма. Ты и есть источник болезни, разлагающей общество. Да, и еще — никогда не недооценивай вероятность нападения сзади.

Светлая ладонь легла на его шлем, точно между двух половин шеврона. Резким и точным движением его голову склонили вперед и вниз: последним, что Фарма успел почувствовать, был укол, легкий, словно щелчок статики — а затем все рецепторы отключились, и мир вокруг слился в одно ослепительно белое пятно.

***

Фарма очнулся уже не в кабинете Праула. Это место больше напоминало операционную: выцвевший от времени кафель, по глянцевой поверхности которого местами начали расползаться трещины, несколько тусклых белых ламп... Нет, их с Рэтчетом место работы выглядело намного опрятнее. С данного ракурса сложно было разобрать что-либо еще — ознакомится с остальными деталями обстановки мешали титановые захваты, сковавшие корпус по рукам и ногам.

— Уже очнулся? Надо же, как быстро.

Оптика выхватила из полутьмы два желтых огонька, скользнувших взглядом по деталям его шлема. Сложив руки за спиной, над платформой склонился черно-рыжий мех. Его стройный корпус казался странным образом лишенным дополнительных деталей — деталей, определявших жизнь и судьбу каждого на миллионы лет вперед...

— Моноформер! — выдавил Фарма, как только служба аудио пришла в онлайн.

— А ты наблюдательный, — мех распрямился и в несколько шагов оказался у другого края платформы. Три пары увеличительных стекол его налобного визора сияли, словно дополнительные окуляры, а подсветка честплэйта в виде круга работала на полную мощность. Обычно никто не пользовался встроенной подсветкой, чтобы зря не расходовать горючее — далеко не каждый мог позволить себе регулярно дозаправляться высокооктановым энергоном, а многим не доставалось даже низкокачественного.

— Моноформеры — ошибка Адаптуса. Любой обнаруженный моноформер подлежит немедленному уничтожению, — отчеканил Фарма заученные напамять строчки.

Черно-рыжий мех ухмыльнулся.

— Не все в мире включено в программу Академии. Есть работа, для выполнения которой не нужен альт-мод. Неужто ты и правда считаешь, что высшие классы находятся на самой вершине?

Тонкий палец прошелся по стыкам нагрудной брони. Едва ощутимое, словно дразнящее движение... Фарма сцепил дентопластины и вывернулся всем корпусом, пытаясь вырваться из захватов, но безуспешно. Обычные операционные платформы оснащались магнитными захватами, но никак не титановыми...

Точно. Они сейчас в подвале, на нижнем уровне их с Рэтчетом клиники. Это помещение — всего лишь маленькая частичка тайной подземной сети, соединяющей между собой все государственные клиники. Существование ее никогда не признавалось официально, а вся имевшаяся информация состояла исключительно из слухов и домыслов... Которые в большинстве случаев изобиловали весьма неприятными подробностями. Джетформер снова ринулся вперед: металл лязгнул о металл, захваты скрипнули, но не поддались. Мех убрал палец, но высокомерная ухмылка не спешила исчезать с его лица.

— Наша служба существует для работы с теми, чьи бунтарские помыслы слишком сильны для очищения эмпурата. Мой подчиненный из мехакриминалистического управления просканировал твои личностные данные, но, к сожалению, признал их недостаточно испорченными для полной перезаписи.

— Хромдом? — Фарма вяло усмехнулся. — Тот самый, что жахнул меня тазером? Поверь, только благодаря этому вам удалось затащить меня сюда.

— О, вовсе нет, — ухмылка изящного меха, казалось, стала еще более зловещей. — Не волнуйся, наш разговор не затянется надолго. Ты обязательно сыграешь свою роль в наших исследованиях — как раз сейчас мы испытываем альтернативу эмпурата. Из-за значительно возросшего количества преступлений она перестала оправдывать необходимые затраты.

— Я бы мог помочь вам, у меня есть необходимый опыт, — Фарма демонстративно пошевелил зажатыми в тиски ладонями, — Вот только если кто-нибудь соизволит снять с меня наручники.

— В этом нет нужды. Видишь ли, у меня уже есть ассистент.

Створка двери скользнула в сторону, и внутрь шагнул крупный широкоплечий трансформер. Количество определяющих альт-мод деталей на его сине-фиолетовом корпусе было велико даже для его размера — сколько горючего в день потреблял такой огромный корпус, сложно было даже представить.

— Третий консул выделил мне в личное пользование целого шестирежимника, представляешь? — мех с желтой оптикой хлопнул в ладони и расплылся в улыбке. — Он настолько послушный, что исполняет любой мой приказ.

— Шестирежимник и моноформер, — Фарма фыркнул. — Парочка, отрицающая законы мироздания. Ясно теперь, за что вас двоих держат в подвале. Зачем же я вам понадобился, раз у тебя уже есть с кем работать?

— Не стоит беспокоиться об этом. Из тебя получится отличный испытательный образец..

— Вы... Шлаковы функционистские прихвостни! — Фарма дернулся всем корпусом, пытаясь вырваться, но лишь со скрежетом проехался двигателем по платформе. — Так вот кто те самые монстры, о которых так любят толковать в подворотнях!

— Вижу, общение с изгнанниками пошло тебе на пользу, — моноформер вновь подошел к нему и, наклонившись, начал обводить пальцем грани шлема, словно расчерчивая его на отдельные участки. — Искроеды приносят лишь избавление от страданий. А для того, чтобы их причинять, существуем мы — мнемохирурги. Все эти истории про Адаптуса — не более, чем дешевая сказка для низших классов. Те, кто умнее, прекрасно знают, что одному лишь Совету известно, какая профессия наиболее необходима обществу на данный момент. Конвейеры выпускают корпуса, а служба Матрицы обеспечивает их свежим содержимым. Кое о чем ты, правда, догадался сам — получаемая в итоге профессия и правда не имеет ничего общего с предназначением. Заложить в прошивку данные о будущей специальности, модифицировать личность для выполнения необходимой функции — в этом и состоит наша работа. Однако, иногда Искра отвергает предписанные ей протоколы и входит в конфликт с прошивкой — как, например, в случае с тобой. Такие, как ты, не в состоянии полноценно выполнять свою работу, а значит, являются бесполезными для общества.

— Пускай даже моя голова тебя не устраивает, ты что, собрался ее отрезать? — процедил сквозь дентопластины Фарма. — Чем? Вы двое не слишком-то смахиваете на хирургов. Даже если вы прочешете весь Иякон, вы не найдете никого другого, достаточно квалифицированного для проведения эмпурата.

— Ты ошибаешься, — моноформер отрицательно качнул головой. — Есть один.

Черно-рыжий мех щелкнул пальцами. Гигант у дверного проема отступил на шаг, и в комнату вошел трансформер.

— Рэтчет!

— Фарма, пожалуйста, успокойся, — колесный медик вмиг оказался рядом с ним и, склонившись почти над самой платформой, взволнованно зашептал: — Это не эмпурата. Только руки, поверь, это временная мера. Как только их вернут, ты получишь обратно свою лицензию. Прости, все эти неприятности из-за меня. Обещаю, я все улажу.

— Рэтчет, нет! — Фарма попытался вырваться в последний раз, но цепи оказались сильнее. Открыв медпанель, Рэтчет перещелкнул несколько тумблеров — и крылатый медик провалился в темноту.

***

Жгучим растворителем прошлись по крыльям. Сигналы от болевых рецепторов оказались настолько сильными, что вывели его из операционного стазиса раньше, чем закончилось действие наркоза. Вместе с едкой жидкостью, оставляя по себе кроваво-красные дорожки, капля за каплей стекал с белой обшивки составной медицинский крест.

— Трепан, что происходит? Ты обещал, что с него снимут все обвинения-

Рэтчет. Он и моноформер стоят чуть в стороне от платформы, шестирежимник — на прежнем месте. Над его крыльями трудятся двое из расходного класса — безымянные и безликие боты, чья полезность истечет, как только они закончат выполнять свое задание. Таких никто не считает — просто уничтожают сразу же, как они становятся ненужными.

— Ты отлично справился со своей работой. Твое дисциплинарное взыскание аннулировано — можешь возвращаться к исполнению своих обязанностей. Я не соврал: обвинения Фармы действительно сняты навсегда — до тех пор, пока он будет нести свое наказание.

— Ты говорил, это временная мера!

— Сожалею, но ты только что собственноручно отобрал у него единственный шанс вернуться к прежней работе. Кому, как не тебе, знать, что наличие медицинских ладоней — определяющий фактор врачебной профессии?

— Ах ты, шлаков— — Рэтчет кинулся на моноформера, но тот ловко уклонился от атаки, а затем легко щелкнул пальцами — и в тот же момент шестирежимник, в один шаг преодолев половину операционной, одной рукой схватил колесного медика и поднял над землей, а другой стиснул вокодер.

— Глупая попытка спасти своего друга от наказания, — протянул Трепан под треск статики. — Что ж, ты сам определил свою участь. Ты правда думал, что Совету не известно от твоем пагубном пристрастии? Тебе стоило приберечь энергон для тех, кто действительно этого достоин — элитных классов. Не волнуйся, ты получишь обещанное повышение — хоть и не сможешь потом вспомнить за что... Или за кого. — моноформер развернулся на пятках и щелкнул пальцами. — Оверлорд! В операционную.

— А что насчет меня? — Неужели после всего того, что я здесь увидел и услышал, вы оставите мне память об этом досадном происшествии?

Гулкие шаги шестирежимника эхом отдавались в глубине коридора. Прежде, чем ступить за порог, Трепан бросил взгляд в сторону платформы и пожал плечами.

— Зачем? Ты узнал слишком многое еще до нашей встречи. Эти воспоминания — неотъемлимая часть твоего приговора. Информация, которую не забыть — и которой нет ни малейшего шанса воспользоваться. У тебя будет достаточно времени подумать о своем поведении там, где твой альт-мод не будет иметь никакого значения.

Трепан вышел из операционной, и дверь позади него закрылась. Прошло еще много времени, прежде чем разжались автоматические захваты.

***

Каким-то чудом ему удалось пробраться в космопорт. Чудом — потому что обычно его заворачивали еще в летной зоне. Сейчас его альт-мод не годился больше ни на что другое, наоборот — на фоне пыльных исцарапанных шахтеров и прочих представителей рабочего класса высокий белый джет выделялся слишком сильно, и это непременно привлекало внимание охранников. За множество несанкционированных пересечений классовых границ его уже давно должны были бы внести в реестр особо опасных преступников, но почему-то не делали этого. Словно сами функционисты насмехались на ним, вовсю пользуясь правом нарушать собственные законы — и не нести за это никакого наказания.

Сначала — пробраться между колоннами, затем — укрыться от вездесущих камер в тени бигбордов, неизменно утверждающих, что сегодня — самый лучший день твоей жизни. Пройти еще немного, прячась за полупрозрачными перилами эскалаторов... Граница центральной зоны. Первая удачная попытка после множества — ему и раньше удавалось добраться сюда, но именно в этот раз он наконец-то достиг своей цели.

Пики космопорта. Высокие, чуть изогнутой формы башни, с низу и до самой верхушки покрытые сверкающим стеклопластиком пронзительно-голубого оттенка. По сторонам каждой — несколько прозрачных лифтовых шахт, на верхних уровнях — давно закрытые посадочные площадки для летных альт-форм. На вершине самого высокого небоскреба, почти у самого шпиля, небольшая крытая платформа — наблюдательный пост. Чуть ниже, на последнем ярусе второй по высоте башни — открытая терраса, подвесная платформа с прозрачными перилами. Оттуда весь космопорт, как на ладони.

Элитный бар. Право на вход — исключительная привилегия высших классов.

Сегодня он там. Сидит на прежнем месте — за маленьким столиком на двоих почти у самого края. Лишь тонкий лист стекла между ним и бездонной пропастью под ногами. В его руках — высокий стакан золотистого энергона, издалека так похожий на обыкновенную лабораторную пробирку.

Интересно, помнит ли Рэтчет? Помнит ли то, что когда-то был там не один? Спросить не получится. Межклассовое общение запрещено законом.

Ту клинику упразднили сразу же после его ухода. Рэтчет... Скорее всего, вернулся заведовать городской больницей.

Он смотрит прямо перед собой, вертит стакан в руке. Словно чувствует, что чего-то не хватает... Кого-то.

Взглянуть вниз, только и всего, но... Нет, он не посмотрит. Они никогда не смотрели.

Это же так просто. Шагнуть вперед, трансформироваться, взлететь. Поздороваться. Быть убитым в полете — или сразу по приземлению.

Нет, он не посмотрит. Разве что внизу начнется революция.

— Стоять! Будьте добры, предъявите удостоверение.

Фарма усилием воли подавил вопль досады. Пытаясь приблизиться к центру, он не заметил, как подошел вплотную к разграничительной черте — линии границ территорий высших классов беспрестанно сканировались и охранялись двойным числом патрульных отрядов.

— Ваш пропуск, пожалуйста, — осведомился гвардеец и выжидательно раскрыл ладонь.

— У меня нет. Только жетон.

Еще одна издевка функционистов — миниатюрная монета, замена удостоверению для наказанных эмпурата, которую, к тому же, крайне неудобно удерживать когтями. Ни данных о профессии, ни идентификационного кода — только отчеканенный на мягком пластике порядковый номер. Даже без медзнака при встрече его часто принимали за высший класс — на крыльях было достаточно места для разбитой шестерни, неизменного клейма изгнанников классовой иерархии, но их почему-то предпочли оставить чистыми. Однако, каждый раз, стоило охранникам опознать в нем преступника, как их отношение тут же изменялось до неузнаваемости.

— Жалкая мразь! Пытаешься пробраться на закрытую территорию? — оптика огромного бота сузилась, и он выудил из-за спины бластер. Рядом с ним тут же, словно из-под земли, выросли еще двое — первый наверняка подозвал их по внутренней связи.

— У меня ничего нет, — Фарма поднял руки, предвидя следующий вопрос. — Я не имею никакого отношения к бесполезным. Можете проверить.

— Не сомневайся, мы так и сделаем, — второй гвардеец превратил свою ладонь в сканер. Луч красного света словно прожигал корпус насквозь, пробираясь от обшивки до самого эндоскелета, каждый раз ненадолго останавливаясь в области чипа-деактиватора — дистанционного орудия убийства, еще на сборочной линии устанавливаемого внутрь каждого, вне зависимости от классовой принадлежности.

— Он чист. Ни оружия, ни взрывчатки, — второй кивнул первому, пряча сканер. Фарма молча выставил в вперед клешни, и третий охранник отточенным движением защелкнул на запястьях наручники.

— Эскортировать, — распорядился главный, и Фарму бесцеремонно ткнули прикладом между крыльев. Тот коротко зашипел от боли — обшивка двигателя, успевшая прогнуться в том месте, саднила еще с прошлого раза. Остальные гвардейцы растворились в толпе столь же незаметно, как и появились. Прежде, чем направиться к выходу, Фарма бросил последний взгляд в сторону террасы. Рэтчет по-прежнему там — один-единственный, на самой вершине мира. И, как и следовало ожидать, даже не взглянул в его сторону.

— Вперед, чего стоим, — Фарма шипением ответил на второй толчок, едва не сбивший его с ног. Предупреждающе щелкнул предохранитель, и Фарма отвернулся, зашагав в сторону выхода. В последнее время бунтовщики часто подсылали в людные места своих шпионов, начиненных взрывчаткой — некоторым даже удавалось проникнуть на закрытую территорию высших классов. Иногда вместе с собой они даже отправляли в небытие одного-двух охранников. После исключения из классовой системы функционисты великодушно разрешили ему оставить чуть меньше половины собственных сбережений. Этого хватит, чтобы перебиться на низкокачественном энергоне еще несколько месяцев, а дальше... Внекласс не брали даже на черновую работу — большинство ошивались у баров, изводя топливные системы низкокачественным энергоном и коротая свой строк всевозможными присадками. Его бывший пациент предложил ему покинуть планету и сбежать в один из органических миров — кажется, Мессатин — пробравшись на торговый шаттл, но Фарма отверг предложение. За все это время у правительства наверняка накопилось достаточно поводов упрятать его за решетку, но пока никто не спешил ими воспользоваться. Казалось, каждая из этих маленьких уступок была частью единого целого, словно фрагмент паззла. Все-таки им слишком дорого сбрасывать со счетов такого, как он. Прямо сейчас они предоставляют ему шанс — единственный шанс, чтобы вернуться, единственный шанс, чтобы...

В этом деле на помощь бунтовщиков рассчитывать не стоит. Это предательство навсегда останется между ними двумя — так же, как когда-то их разговоры под звездами. Опустив взгляд на закованные в наручники клешни, Фарма едва слышно прошептал:

— Рэтчет... Как ты посмел... Отобрать мои руки.